Дань псам

— Значит, он отверг Увечного Бога. Я не удивлена. Он никогда не делает то, чего от него ждут. Никогда. Думаю, это часть заветов его треклятой религии. И что теперь, Скиталец?

Тот вздохнул: — Мы все равно его догоним. — Мимолетная улыбка… — С меньшим трепетом.

— Но риск… ссоры остается.

Они пошли к лошадям.

Король скатанди умирал, — объяснял Скиталец, пока они отъезжали от стоянки. — Он передал королевство твоему приятелю. А тот распылил его, освободил рабов, разогнал солдат. Себе не взял ничего. Совсем ничего.

Она хмыкнула.

Скиталец помолчал. — Такой человек… да, мне очень любопытно будет встретить его.

— Не воображай объятий и поцелуев.

— Он не рад будет увидеть тебя?

— Понятия не имею. Хотя я приведу коня, а это чего-то стоит.

— А он знает о твоих чувствах?

Семар метнула на воина быстрый взгляд и фыркнула: — Он может думать, будто знает — только я сама не знаю, какие чувства испытываю, так что он может и ошибиться. Чем мы ближе, тем сильнее я волнуюсь. Понимаю, как это смешно.

— Похоже осмотр тех женщин испортил тебе настроение. Почему?

— Не понимаю, чего ты хотел от меня. Они беременны, трудом их последнее время не перегружали. Я сама не ожидала такого здоровья. Ни к чем было осматривать и ощупывать. Обе родят; дети выживут или умрут, как и матери. Так в жизни бывает.

— Извини, Семар Дев. Я не должен тобою командовать. На твоем месте я тоже рассердился бы.

Именно это ее рассердило? Может быть. Скорее же собственная молчаливая покорность, голубиное облегчение, с которым она приняла роль подчиненной. «Как с Карсой Орлонгом. Ох, похоже, я беду по зыбкому песку над бездонной ямой. Семар Дев открывает свою тайную слабость. Было плохое настроение? Поглядите на меня сейчас!»

Талант или чувствительность — что-то — подсказало Скитальцу прекратить расспросы. Они скакали, копыта лошадей гремели по затвердевшей земле. Ветер был теплым и сухим словно песок. В низине слева стояли шесть длиннорогих антилоп, следя за их продвижением. На спинах сидели птицы с длинными клювами и оперением в точности того же оттенка, что шерсть зверей. — Везде одно и то же, — буркнула она.

— Семар Дев? О чем ты?

Она пожала плечами. — О том, как животные сотворены под стать окружающему. Я думала: если трава вдруг станет красной как кровь, скоро ли антилопы получат красный рисунок на боках? Ты полагаешь, что по-другому быть не может — но ты ошибаешься. Погляди на те цветы — их яркие краски привлекают определенных насекомых. Если определенные насекомые не прилетят собирать нектар, цветы погибнут. Значит, чем ярче, тем лучше. Растения и животные — все перетекает, целое неразделимо и зависимо от частей. Только это и остается неизменным.

— Верно, все меняется.

— Эти женщины…

— Гандару. Родичи киндару и синбарлов. Так объясняли мужчины.

— Не совсем люди.

— Да.

— Но, тем не менее, они верны себе.

— Думаю, что так, Семар Дев.

— Они разбили мое сердце, Скиталец. Против нас у них ни единого шанса.

Он поглядел искоса. — Странное допущение.

— Неужели?

— Мы едем к Тартено Тоблакаю. Его племя изолировано где-то на севере Генабакиса. Ты рассказывала, что Карса Орлонг намерен принести гибель всем «детишкам» мира — то есть, говоря иными словами, нам. Я видел страх в твоих лазах. Так скажи, против Карсы и его рода есть ли хоть шанс у НАС?

— Разумеется, есть — ведь мы станем отбиваться. А на что способны мягкосердечные гандару? Ни на что. Они умеют прятаться, а когда их все же находят, то убивают или беру в рабство. Эти женщины, наверное, были изнасилованы. Использованы. Стали сосудами мужского семени.

— Если не упоминать насилие, любые звери, на которых мы охотимся, имеют такой же скудный выбор. Прятаться или умирать.

— Пока не остается места, где можно спрятаться.

— Но когда умрут животные, умрем и мы.

Она грубо захохотала.: — Думай как хочешь, Скиталец. Но мы так просто не сдадимся. Мы заполним пустыри скотом, козами и овцами. Или взроем землю плугом, посадим растения. Нас не остановить ничем.

— Может, Карсой Орлонгом?

Да, в этом, может, и скрыта истина. Карса Орлонг предрекает время гибели и разрушения. И она желает ему всяческой удачи…

— Там, — другим тоном произнес Скиталец, привстав в стременах. — Недалеко же он ушел…

Семар и сама смогла разглядеть его со спины Ущерба. Карса встал в тысяче шагов и смотрел на них. Вокруг в траве виднелись горбы, похожие на валуны или кочки — хотя она понимала, что это нечто совсем иное. — На него напали, — сказала Семар. — Идиоты не хотят оставить его в покое.

— Думаю, теперь их духи дерутся между собой.

Они подъехали ближе.

Тоблакай казался таким же, как в последнюю встречу — на песке арены Летераса. Таким же твердым, уверенным, неотразимым. «Я убью его… один раз». Он так и сделал. Преодолев… всё. О, он смотрит на нее и Ущерба с тем же видом хозяина, подозвавшего любимых собак. Она вновь разгневалась. — Я тебе ничего не должна! — бросила она, бешено натягивая поводья, остановив жеребца у самого его носа. — Ты бросил нас — там, в треклятом иноземном городе! «Выбери нужное время», сказал ты. Я выбрала! Но ты куда пропал, во имя Худа? Там…