Данэя (СИ)

Мало что, оказывается, изменилось за время нашего отсутствия. Но кое-что, всё же, да: была резко срезана отбраковка – то, что началось перед нашим отлетом с Земли. Какие-то изменения произошли и в сознании людей: те, кто раньше был глух к словам Лала, слушали меня. Не только благодаря моему авторитету – наступало время необходимости его идей: похожие мысли пробуждались и в других. Нас слушали по-разному: одни жадно впитывали наши слова; в других – они вызывали протест, но заставляли задуматься.

Третьи, бывшие противники Лала, до поры до времени не осмеливались нам мешать. Это была – и есть – многочисленная и сильная группа, пользующаяся огромным влиянием и авторитетом, ранее почти неограниченным. Они когда-то заставили надолго замолчать Лала. Они не дали Еве – педагогу, пожелавшей стать матерью, сделать это.

Какое-то время мой авторитет мешал им открыто выступить против меня и тех, кто принял идеи Лала и начал их осуществлять. Не смея мне мешать, они вели активную контрпропаганду.

Суд над Ги явился весьма удобным предлогом для их выступления. Не против Ги: даже главный свидетель обвинения уделил ему не много слов в своей речи. Его обвинения были направлены главным образом против социального учения Лала и меня как распространителя его. Я – фактически являюсь основным обвиняемым на этом суде: не Ги.

Добиться осуждения всего, что начали делать мы – последователи Лала. Остановить и не дать нам действовать дальше. Оставить всё, как было в период кризиса. Вот цель тех, кто являются обвинителями на нынешнем суде. Суде слишком необычном – когда меняются действительные роли участников его.

И я, отлично осознающий, что именно сам являюсь главным обвиняемым в глазах тех, кто пытается отстоять ныне существующее, не могу принять обвинения, предъявляемые мне и вместе со мной всем последователям Лала.

Моя истинная роль иная: сегодня я являюсь обвинителем. Всего человечества. Именем Лала я обвиняю его в утрате человечности!

Мне незачем вновь и вновь повторять – что мог увидеть гений Лала. Вряд ли кто совсем не знаком с его страшным открытием, не слышал о нем: мало кто не читал его книг, обличающих то, что творится на Земле.

Куда мы идем, несмотря на наши великие открытия и цели? Пора оглянуться, пора понять то, что понимали когда-то, очень давно. Нужно вспомнить слова одного из тех, кто положил начало эры роботов – отца кибернетики Норберта Винера[3]:

“Мы больше не можем оценивать человека по работе, которую он делает. Мы должны оценивать его как человека. Если мы настаиваем на применении машин повсюду, но не переходим к самым фундаментальным рассмотрениям и не даем людям надлежащего места в мире, мы погибли”.

Дан замолчал. Мертвая тишина в огромном зале: ни звука – казалось, вместе с сидящими в нем всё человечество затаило сейчас дыхание.

Дан поднял голову: он дал достаточно времени, чтобы каждый мог повторить горящие на экране слова Винера.

– Мы не сделали этих рассмотрений. Человек оценивался, как и машина: только по пользе, приносимой им. Сочли возможным перестать считать людьми тех, кто не мог в этом превзойти машину. Не люди – “неполноценные”! Вслушайтесь ещё и ещё в это страшное слово – такое привычное. Какая бездна дегуманизации, до которой мы дошли столь незаметно!

Мы на пути гибели. Продолжая жить и действовать, как сейчас, мы неминуемо совсем утратим человеческий облик. Конечный вывод логики происходящего процесса: бесчисленные роботы и горсть безжалостных гениев со строго необходимым количеством “неполноценных”.

Для кого и для чего будут открытия этих гениев, кажущееся безграничным господство над природой? Что останется от самого человечества, его сущности? Чем уже будет человек бесконечно отличаться от робота?

Что будет двигать им? Лишь жажда всё новых открытий, безоговорочно ставшая единственным смыслом существования и источником радости? И только?

И только? – спрашиваю я: потому что я познал в своей жизни радость открытия, знаю силу её – но знаю не только это. Благодаря Лалу я узнал и другие радости: любовь к единственной для меня женщине и нашим детям, теплоту настоящих человеческих отношений. Радости – не меньшие, чем те, которую способна дать творческая удача. Необходимые всем, потому что лишь они в состоянии дать силы для преодоления трудностей и неудач. Дарящие прекрасные, подлинно человеческие эмоции, без которых человек, по сути, мертв, как машина. Мы должны вспомнить это, – вспомнить всё, чтобы гибель не настигла нас.

Возврат к тому прекрасному, что было почти забыто – не движение вспять, отнюдь! Это возврат на путь, по которому человечество двигалось вперед, и с которого затем свернуло далеко в сторону. Я повторяю вновь и вновь: взгляды Лала – не атавизм, как заявил главный свидетель обвинения. Просто – человечество не может существовать, лишая себя имманентных[4] своих качеств.

Никакие великие цели, никакие особые обстоятельства не могут служить оправданием существующего социального неравенства: оно должно быть безотлагательно уничтожено. Институт “неполноценных” нужно ликвидировать – как можно скорей. И навсегда!