Даниелла

Я говорил вам о бездне зелени. Это роща, разведенная по внутренним откосам кратера, который в верхнем крае воронки имеет около полуторы версты окружности. Итак, бездна эта покрыта внутри оболочкой растительности, вольной и дикой, спускающейся почти по отвесным ребрам горы зигзагами, которые дают место извилистой дорожке, окаймленной дерном и полевыми цветами. Дорожка эта устроена по естественным уступам выдавшихся скал и, выбегая поминутно из оттеняющих ее перелесков, она выводит путника на открытые места, с которых виден внизу быстрый поток, в стороне отвесная скала и храм Сивиллы над головой. Все это носит на себе отпечаток прелести и величия, свежести и суровости, составляющих характер итальянской природы. Здесь мрачное и ужасающее сейчас же смягчается или прикрывается прелестной улыбкой природы, исполненной невыразимой неги. На двух третях спуска дорожка приводит вас к боковому гроту, которого до тех пор не было видно. Грот этот имеет вид коридора. Это, кажется, одно из боковых отверстий угасшей огнедышащей горы, главным жерлом которой была описанная мной бездна зелени. Труднее объяснить себе, что за продукт колоссальные макароны (я не придумаю другого названия), извивающиеся по стенам и сводам этой подземной галереи. Они имеют, только в больших размерах, те же формы и то же положение, как мнимые окаменелые растения около сольфатары озера винного камня. Туземцы утверждают, что эти сплетения каменных трубочек в гротах Тиволи такие же окаменелые неизвестные растения, как и в сольфатаре, но в таком случае, зачем они во всю свою длину имеют полую внутренность, совершенно круглую и гладкую? Мне кажется, что это следы освобождавшегося газа или путь с силой стремившейся со дна бездны струи воздуха, образовавшего для себя эти истоки в веществе, расплавленном огнем вулкана. Этот процесс мог совершаться сначала правильно, как в семье огнедышащих сопок сольфатары, и эти трубы шли тогда в прямом направлении; но внезапный вулканический переворот смял, изогнул, спутал и скоробил их во все стороны, прежде чем они совершенно остыли. Вот как объясняю я себе этот феномен. Сочтите эти предположения мечтой невежды, я не рассержусь, но эта мечта удовлетворила потребность, которую я всегда ощущаю при виде геологических странностей, объяснять себе видимые явления. Эти странности, понятные на поверхности земли в сольфатаре, осмотренной мною сегодня утром, становятся величественными тайнами в подземном гроте Тиволи, как и на пути из Марсели в Рокфавур.

Каких ужасающих явлений была свидетельницей эта прелестная пещера! Какие всепожирающие извержения, какие удары, какой рев, какое клокотание совершалось на этой тесной сцене! Мне казалось, что эта страна обязана своей прелестью мечте, я почти готов сказать, пробуждённому во мне воспоминанию о мрачных ужасах ее первоначальной формации. Вот развалина прошедшего, не менее носящая на себе характер величия, чем обломки храмов и водопроводов; но развалины природы имеют над развалинами дел человеческих еще то преимущество, что время созидает на них, как новые памятники, чудеса растительности, великолепные совокупления формы и цвета, истинные храмы жизни.

Через эту пещеру стремится рукав Анио и с шумом низвергается на обломки скал, пытаясь уравнять их и проложить по ним русло свое. В двухстах футах выше эта река спокойно протекает через город и «работает» на нескольких заводах; но вдруг посреди улиц и садов набегает она на этот путь потухшего вулкана, врывается в него, несется по гладкому помосту пещеры, и потом разбивается в брызги у подошвы скалы, об обрушившиеся обломки ее вершины, лежащие там в грандиозном беспорядке.

На этом месте мне пришлось оглянуться, как Орфею на пороге ада, чтобы взглянуть на мою Эвридику, которая предательски отпустила ленту и взобралась на доску, положенную сбоку дорожки над самой пропастью и опиравшуюся на слабый выступ большой скалы. Это было просто удальство, безрассудное фанфаронство, потому что перекладина никуда не вела и подвергала стоявшего на ней ужасной опасности. Я увидел, что моя принцесса была удивительно отважна и с удивительным спокойствием шла навстречу головокружению. Но это была англичанка, а мне всегда хочется верить, что в этих красивых машинах, которые выдают себя за женщин, более железа и дерева, чем чувства и воли. Если бы она упала, она бы разбилась, но ее бы починили, и она стала бы по-прежнему прекрасной мисс Медорой.

Первым моим чувством был страшный испуг, а вслед за ним неудержимый гнев. Я подбежал к ней, грубо схватил ее за руку и силой увлек под своды пещеры, где принудил ее сесть, чтобы удержать еще от какой-нибудь выходки в доказательство ее безумной отваги.