Даниил Галицкий. Первый русский король

Гуюк и раньше не очень любил Батыя, а став Великим ханом, возомнил себя вершителем судеб и двинулся войной на Батыя. Но хитрый хозяин Сарая не зря держал русских князей, пока не пуская в Каракорум, он знал то, чего не нужно было знать другим. Гуюк даже выступил в поход, но где-то у Самарканда вдруг… умер! Правительницей до выборов нового хана стала хатун Ойгуль-Гаймиш. Сам Батый ни в малейшей степени не стремился сесть в Каракоруме, но ему был нужен на троне Великого хана свой человек.

Но прежде чем князья отправились в Каракорум, Александр все же встретился с прибывшими от папы легатами. Перед этим они беседовали с Андреем. Младший брат блестел глазами:

– Саша, объединиться с Европой, чего же лучше?! Что же мы одни остались против всех!

– Ты лед Чудского озера забыл, что ли?! Нашел друзей – рогатых! Их в гости позови, они на твоем дворе как у себя дома расположатся!

– То рыцари были, а если папа Иннокентий им запретит на Русь налезать, то можно будет жить спокойно!

– Запретит налезать, говоришь?.. – Александр о чем-то задумался.

Князь вел разговор с легатами очень осторожно, не сказав ни да, ни нет, правда, латинскую церковь построить во Пскове разрешил, там много тех, кто латинянство признает, пусть будет где помолиться. В Новгороде такая есть, никому не мешает.

– Значит, ты согласен? Согласен?

– Подумаю.

– Да что тут думать?! Нужно быть вместе со всеми!

В степи почти всегда ветер. Ему не за что цепляться, нет преград, потому и дует летом жаркий, горячий, а зимой такой, что единственным желанием остается спрятаться куда-нибудь. Но укрыться негде, только зайти в юрту. Люди попрятались, лошади встали, отвернувшись от колючих снежных игл, которые щедро сыпало с каждым порывом, собаки свернулись калачиками, напряженно вслушиваясь сквозь завывания вьюги, не идет ли кто чужой. У крайних по ветру юрт намело сугробы.

Хорошо только в центре города, там и дует меньше, и тропки чем ближе ко дворцу Бату-хана, тем шире натоптаны. Над всеми юртами и домами дымки, чем богаче хозяин, тем дымок гуще, а значит, и в жилище теплее…

Александра позвал к себе Батый. Официально Сарай в трауре по поводу смерти Великого хана Гуюка, но никаких особенных переживаний не заметно. И постное выражение лица Батыя было лишь маской, потому что его глаза выражали вполне заметное удовольствие.

– Поедешь в Каракорум, звали ведь! Теперь можно. Только ни на чем не настаивай, твое время придет позже.

И все, больше никаких советов и объяснений.

Но у князя имелся еще один разговор к хану, ему совсем не хотелось, чтобы Батый в чем-то заподозрил, потому о предложении папы Иннокентия рассказал сам. Хан с удовольствием хмыкнул:

– Я думал, смолчишь. Что ответил?

– Пока ничего.

– А что ответишь?

– Тоже ничего. Откажусь или соглашусь, пока буду ездить, рыцари мои земли разорят и под себя возьмут! Пусть считают, что я раздумываю, вернусь, поговорим.

И снова дивился разумности речей уруса хан, хмыкнул:

– Я могу твои земли защитить, пока ты ездить станешь.

– Нет, хан!

– Чего испугался?

– Русские добром твоих нойонов туда не пустят, будет сеча, много людей погибнет. Тебе выгоды никакой, новгородцы не смирятся.

Ишь как забеспокоился князь, глаза загорелись, хан не стал дольше его мучить, махнул рукой:

– Езжай спокойно, никто на твои земли не нападет ни с востока, ни с запада.

– А с запада-то почему? – не удержался Александр.

– Ты умный и хитрый, я тоже. Ты схитрил, и я схитрю. Папа будет знать, что я готов снова пойти на него, будет силы при себе держать. Езжай спокойно.

Узкие темные глаза хана встретились с большими голубыми князя, и снова Александр выдержал этот взгляд, и снова хан пожалел, что это не его сын.

Князь ехал в Каракорум и размышлял, почему для него сейчас поганые менее опасны, чем свои же христиане? Почему он верит хану Батыю, разорившему столько русских земель, убившему всю семью дяди, допустившему смерть отца, больше, чем папе римскому, приславшему предложение дружбы? И понял: не дружбу предлагает папа Иннокентий, а полное подчинение! А Батый разве нет? Разве не потребовали татары дани во всем, а теперь вот ехать в далекий Каракорум, чтобы получить в правление свои же собственные земли?

Татары зло, такое зло, какого Русь и не видывала пока, жестокое, беспощадное, презирающее более слабых, не ставящее жизнь человеческую ни во что. Но татары не трогают веру. У себя заставляют подчиняться своим правилам, часто нелепым, противным, но вне своих стоянок их не навязывают и сами земли под себя не берут. Только степи половецкие, а ни один из городов не заняли, потребовали лишь дань. Тяжело, трудно, но ведь во Владимире уже стоят подновленные соборы, и по всей разоренной Руси тоже. И сами себе везде хозяева, дань отвези – и про тебя не вспомнят.

Александр вдруг понял, каких отношений он хотел бы с Батыем: платить дань и жить спокойно. А силы ему и против крестоносцев понадобятся. Вот в чем отличие от Батыевых орд: крестоносцы под себя и земли берут, и веру рушат! Вот почему у него душа так протестует против латинянства!