Даниил Галицкий. Первый русский король

К галичанам пришел митрополит Ростовский Кирилл, бывший в Сарае проездом, радовался, что с Батыем договорено целую епархию в Сарае организовать с епископом и службами непременными. Вот радости-то будет всем христианам! Про владимирского князя Кирилл тоже хмурился, чувствовал недоброе, а про митрополита Кирилла радовался, мол, самое время тому в Никею ехать в сан рукополагаться, чтоб снова был у Руси свой митрополит, русский, а не грек, который при опасности бежал из Киева быстрее ветра. Даниил пробовал возразить, что, может, и не бежал, никто же не знает, но Кирилл Ростовский стоял на своем:

– Цареградец да не бежал? Не поверю! Чего ж не вернулся, когда поганые прошли?

О том, что митрополиту Кириллу и впрямь пора ехать в Никею, князь задумался всерьез. Только как ехать? В Сарае разрешение получать или через угров? И так и сяк опасно, но делать нечего. Согласился:

– Вернемся, сам ему охрану обеспечу и отправлю.

Кирилл много говорил о новгородском князе Александре Ярославиче, но не как о полководце, а как о радетеле церкви. Между прочим обмолвился и об отношениях с папой римским, мол, папа и Ярославу Всеволодовичу объединение предлагал. Этот вопрос очень заинтересовал Даниила:

– Когда предлагал? Что князь ответил?

– Князь веру русскую ни на какую другую не променяет! Мыслю, потому и в Каракорум отправили.

– Чтоб от веры отказался?

– Да нет, не так все просто. – Епископ беспокойно оглянулся, но потом махнул рукой: – Больно много лазутчиков тут. Не ханских, тому про веру слушать безразлично, папских! То и дело то один, то другой вроде мимо проезжает, а потом вдруг остается и все шепчет и шепчет на ухо хану гадости разные про русских.

– Так, может, и впрямь с Римом объединиться, вот вражды бы и не было?

– Что ты, князь?! Русь верой держится, иначе под татарами давно погибла бы вовсе! Пойми, нельзя людям и под ханской пятой, и под папской одновременно быть! И хану отдай, и папе!

– А так разве не дают? Своя-то церковь небось тоже берет?

– Так в своей и остается. Церквям на восстановление идет, обителям… А папе, поди, в Рим отправлять придется.

– Ну, не в Рим… – чуть смутился Даниил.

– К тому же рыцарей разных с крестами да в сутанах, жадных до русского добра, набежит. Я раньше в Пскове служил, знаю. Стоит им на землю своими железными ногами ступить или конем закованным въехать, как русские и не люди вовсе, сразу рабами считают.

– А татары не так?

– Если б рыцари от татар защищали, я молчал бы. Но запомни, князь Даниил Романович, никогда рыцари и папа на твою защиту не встанут, никогда! Ты для них и вся Русь только щит перед Батыем или каким другим ханом.

Даниил вспомнил Дрогичин и вынужден был согласиться. Еще много раз будет сомневаться князь, спорить и даже поссорится с другим Кириллом – митрополитом Киевским, который после ссоры уйдет во Владимир, чтобы крепить единство русской православной церкви. А князь все же выберет союз с папой римским, хотя своей веры не сменит, останется православным.

– Татары тем примечательны, что никакую веру в своих пределах не обижают. Презирать презирают, но не трогают. Говорят, у их Чингисхана завет такой был, чтоб чужих богов не обижать, но чтить только своих. Слышно, в Каракоруме самые разные церкви есть, и христианские, и магометанские, и всякие другие. Батый у себя тоже так хочет.

– Вот и у нас на Руси так надо, чтоб не мешали одни другим!

– Так ведь чтоб не мешали! А папских толстомордых только пусти, вмиг их власть окажется! Нет, Даниил Романович, Русь жива, пока вера наша жива!

Разговор не нравился князю, который и без того сомневался, и он поспешил перевести на другое:

– А все же почему за князя Ярослава Всеволодовича боишься?

– А из-за этих ушлых и боюсь. Он вроде сначала-то и решил им какую волю дать, а потом, когда Ярославич их побил и обещал бить столько, сколько на землю Русскую наползать станут, и отец от договоров отказался. Папа такого не потерпит, чую, оговорили нашего Ярославича перед погаными, они это умеют…

Разговор прервало появление посланника от хана, Батый звал на пир. Пришлось распрощаться с разговорчивым и убежденным в своей правоте ростовчанином Кириллом.

Ростовский епископ не успел рассказать князю о русской женщине из Волыни, которая вчера подошла к нему нежданно и попросила защиты. Лицо ее изуродовано шрамом, но по всему видно, что раньше была красавицей. Ее муж сотник только что помер, и теперь женщине угрожала голодная смерть, как любой другой на ее месте. Никому не нужная некрасивая вторая жена… Кирилл сразу почуял недоброе, она словно заранее просила прощения за грех самоубийства, а потому оставил бедолагу у себя. Никто интересоваться ее судьбой не стал, в Орде достаточно красивых женщин.

Сказал, что как раз в Сарае галицкий князь, что можно вернуться, но та шарахнулась, словно от зачумленного, и епископ решил, что шрам получен не в Орде, а на Волыни. Отвел к своему жилищу, пообещав забрать в Ростов. Кажется, это очень обрадовало женщину. Правда, она упорно пока не называла своего имени, но Кирилл надеялся, что со временем оттает и все расскажет сама.