Данни, чемпион мира

– И тогда, Данни, ребёнку начинает сниться восхитительный и поразительный сон… и когда в этом сне наступает самый восхитительный и поразительный момент… тогда волшебный порошок делает своё дело… и сон перестаёт быть сном… и становится явью… и вот ребёнок уже не спит в своей кроватке… он теперь там, где происходят события его сна… и он участвует в этих событиях… уже по-настоящему. А дальше я расскажу тебе завтра. Уже поздно. Спокойной ночи, Данни. Засыпай, мальчик.

Папа поцеловал меня, прикрутил фитиль нашей маленькой керосиновой лампы, и она погасла. Он уселся перед дровяной печкой, которая излучала в тёмной комнате ровное и красивое красное сияние.

– Папа, – шепнул я.

– Что?

– А сам ты видел Большого и Доброго Великана?

– Один раз, – сказал папа. – Всего один раз.

– Видел?! Где?

– Я стоял за нашей кибиткой, – сказал папа, – и была ясная лунная ночь, и я посмотрел вверх и вдруг увидел, как с вершины холма сбегает кто-то невероятно высокий. Он бежал вприпрыжку, гигантскими шагами, а за ним развевался чёрный плащ, как будто птичьи крылья. В одной руке у него был чемодан, а в другой – труба, и когда он добежал до высоченной живой изгороди на краю поля, то попросту через неё перешагнул.

– А ты испугался, папа?

– Нет, – ответил папа. – Только изумился. Это было странно, но не страшно. А теперь спи. Спокойной ночи!

3

Машины, воздушные змеи и воздушные шары

Папа был отличным механиком. Люди везли машины к нему на ремонт издалека, за много миль, вместо того чтобы завернуть в ближайшую ремонтную мастерскую. Папа любил моторы.

– Бензиновый двигатель – это чистое волшебство, – сказал он мне однажды. – Только представь: если взять тысячу разных металлических деталей, и соединить их особым образом, и накормить их маслом и бензином, и завести машину, то эти железяки вдруг оживают, начинают урчать, гудеть и реветь и приводят в действие колёса, и те начинают крутиться с сумасшедшей скоростью…

Конечно же, я тоже влюбился в моторы и машины. Вы не забывайте, что мастерская стала моей комнатой для игр ещё до того, как я научился ходить, – а куда же ещё было папе меня девать, чтобы я не оставался без присмотра? В мастерской он мог целый день за мной приглядывать. Моими игрушками были промасленные шестерёнки, пружины и поршни, которых в гараже было полным-полно, и я вас уверяю, играть с ними было куда интереснее, чем с той пластиковой ерундой, которую подсовывают детям в наши дни.

Так что учиться быть механиком я начал чуть ли не с рождения.

Но когда мне исполнилось пять, пришла пора задуматься о школе. По закону было положено в пять лет отправлять детей в школу, и папа это знал.

Я помню наш первый разговор про школу. Это было в мастерской, как раз в мой пятый день рожденья. Я помогал папе менять тормозные накладки на заднем колесе большого форда.

– Хочешь узнать кое-что интересное, Данни? – спросил вдруг папа. – Ты легко можешь стать лучшим в мире пятилетним механиком.

Ничего приятнее я от него ещё не слышал. Я был неимоверно польщён.

– Тебе ведь нравится эта работа? – спросил он. – Нравится возиться с моторами?

– Ужасно нравится! – сказал я.

Он повернулся, посмотрел мне в глаза и ласково положил руку на моё плечо.

– Я хочу, чтобы ты стал великим механиком. Я буду тебя учить. А когда ты вырастешь, ты, я надеюсь, станешь знаменитым инженером-конструктором – это человек, который придумывает новые, лучшие двигатели для автомобилей и самолётов. А для этого, – добавил он, – нужно очень хорошее образование. Но я пока не хочу отправлять тебя в школу. Буду сам тебя всему учить, и в ближайшие два года ты научишься полностью разбирать и собирать небольшой двигатель, совершенно самостоятельно, без всякой помощи. А уж после этого сможешь пойти в школу.

Возможно, вы подумаете, что с папиной стороны это было безумие – делать из маленького ребёнка настоящего механика, – но только ничего безумного в этом не было. Я схватывал всё на лету и обожал учиться. И, к счастью для нас, никто не стучал в нашу дверь и не осведомлялся, почему я не хожу в школу.

Два года пролетели быстро, и, верьте – не верьте, в семь лет я и вправду умел разбирать небольшой двигатель и собирать его снова. Разбирать – в смысле, разбирать полностью: поршни, коленвал и всё прочее до мельчайших деталей. Так что настало время идти в школу.

Школа моя была в ближайшей деревне, в двух милях от нас. Своей машины у нас не было. Мы не могли себе её позволить. Но до школы было всего полчаса ходу, и я был ни чуточки не против прогулок пешком. Папа ходил со мной. Он настоял на этом. А в четыре часа дня, когда уроки заканчивались, он уже поджидал меня, и мы вместе шли домой.

Так и текла наша жизнь. Мой мир состоял из автозаправки, мастерской, кибитки, школы и, конечно, ближних лесов, полей и ручьёв. Но мне никогда не бывало скучно. С моим папой вообще невозможно было заскучать. Он был искромётный: замыслы, планы, идеи летели из него, как искры из-под точильного камня.