Данте Алигьери

Главный порок современных романов, в том числе исторических — малолюдье. Их населяют картонные люди-функции, люди-маски, оттеняющие облик главного героя, обычно до смешного похожего на автора. Книга Ветлугиной (как и ее предыдущие труды) не такая: в ней живут и беседуют живые, не похожие друг на друга персонажи. При этом говорящие и думающие именно так, как говорили и думали итальянцы XIII века — без неуместных новаций, которыми щедро усеяны псевдоисторические книги и особенно фильмы. Этому неторопливому стилю средневековых хроник вольно или невольно следует и автор, что придает написанному ею дополнительную убедительность. Перед читателем словно наяву проходят персонажи — нелюбимая, страдающая жена Данте Джемма Донати, ее жестокий кузен Корсо Донати, вынудивший поэта покинуть родную Флоренцию, коварный друг героя Гвидо Кавальканти, их общая, одна на двоих, возлюбленная Джованна — мимолетная «земная любовь» Данте в отличие от любви небесной, вечной — Беатриче. Ее тень витает над страницами романа, как витала некогда над всей жизнью Данте с его первой — в девять лет! — встречи с девочкой в красном платье. Важная деталь: принято считать, что поэт общался со своей Донной лишь дважды, но у Ветлугиной описаны их куда более частые встречи и разговоры. Это больше похоже на правду: жить рядом с предметом любви и не перекинуться с ней ни словом, ни взглядом сложно даже для такого робкого влюбленного, каким был Данте. Беатриче в романе предстает не поэтическим идеалом, а живой девушкой — умной, обаятельной, практичной. Умелыми штрихами писательница рисует черты ее и других персонажей, вплоть до самых незначительных вроде няньки Паолы. Есть и герой-загадка, герой-символ — птичник Луций, провожающий героя на земном пути, как Вергилий провожал в неземном странствии его поэтического двойника.

Великому творению Данте — «Комедии», получившей века спустя эпитет «божественной», — в книге уделено не так уж много места, как и другим сочинениям поэта. Это вполне оправданно: перед нами не трактат о творчестве Данте, а его художественная биография, где жизнь самого автора, его мысли и чувства важнее приключений его героев. Жаль, что неподготовленный читатель остается в неведении о содержании «Комедии», о ее связи с историей, литературой, богословием той эпохи, нашедших в лице Данте гениального, хотя и резко пристрастного истолкователя. Но это легко исправить, обратившись к самой поэме — к любому из пяти ее русских переводов, хотя предпочтительнее, конечно, привычный перевод Михаила Лозинского с подробными комментариями. К сожалению, научно-популярных работ о Данте в нашей стране не выходило уже полвека, со времен книги Ильи Голенищева-Кутузова в серии «ЖЗЛ». Но, конечно, такие работы еще появятся — ведь при всей своей «средневековости» мысли и чувства великого флорентийца близки нам, как мысли и чувства всех истинных гениев. А значит, Данте остается нашим современником, что еще раз подтверждает увлекательная книга Анны Ветлугиной.

Кандидат исторических наук

Вадим Эрлихман

Пролог первый

ПОЧЕМУ… ДАНТЕ?

В мире литературы известны яркие, бесспорно гениальные произведения — своеобразные текстовые глыбы, сравнимые разве что с высокими труднодоступными горами. Эти громады властно отбрасывают вокруг себя густую тень, надолго скрывающую все остальное. Таковы, например, «Илиада» и «Одиссея» Гомера, знаменитые пьесы Шекспира, «Дон Кихот» Сервантеса. В этот, весьма ограниченный, шорт-лист великих книг всех времен и народов, несомненно, входит и «Божественная комедия» Данте Алигьери.

Литературные памятники живут долго — многие десятилетия и даже века. Но следует признать, что пищей для ума новых поколений они не служат. Высокое слово классика сиюминутно не воспринимается, не настраивает на панибратство, да и читателя больше «цепляют» современные, пусть и не столь выдающиеся тексты. Иногда классические шедевры пытаются переосмыслить, осовременить в экранизациях или театральных постановках. Подобные авангардные версии вызывают противоречивые эмоции: кто-то не признает их вообще, довольствуясь первоисточником, другие проявляют кратковременный, быстро угасающий интерес. Все эти каверы и кроссоверы, сколь бы талантливы ни были их создатели, все же не смогут стать базисом подлинной культуры, да и не должны — ведь они вторичны по определению.

В итоге литературные памятники так и остаются холодными заснеженными вершинами. На них благоговейно взирают издали. Самые смелые из читателей могут даже подняться и, борясь с недостатком кислорода, полюбоваться их величественной красотой с более близкого расстояния. Но остаться на этой высоте жить, тем более, что называется, «расти» на этих книгах, мягко говоря, сложновато.