Дар Седовласа, или Темный мститель Арконы

А с запада и юга слетались вести одна хуже другой. Разведчики сообщали о необычном оживлении в стане печенегов да о посольстве к ним киевского воеводы Бермяты. И вспоминали ратные мужи, как ярились пожарищами светлые летние ночи, как вспыхивали факелами деревни, сгорая дотла одна за другой. Но даже старики сходились во мнении: никогда еще Домагощу не угрожала столь серьезная опасность.

— Будет дело мечам! — поговаривали они. — Ждите кочевника летом! Непременно нападет!

Налетят степняки — пожгут слободы да поселки, повытопчут поля. По осени-то им уже не добраться, разве только, а зимою — верная смерть. И лишь только просохнут тропы да дороги после вешних гроз — вот тогда и явится незваный гость из степей задонских.

Несмотря на запрет отца, Ольга собралась за стены городища — сказала, что к бабке-ведунье.

— И не боишься, глупая, в такую пору по лесу бродить, — молвил Ругивлад, встретив ее на обратном пути.

— Вот еще! — возмутилась девушка. — Да я теперь и не одна! Разве не так?

Словен ощутил дрожь, опрометью пробежавшую по спине.

— Каррр! Карр! — раздалось с верхушек елей.

— Плохая примета! Ворон, хоть и живет триста лет, — это навья птица. Дурное накликает! Уйдем скорей отсюда!

— Ты иди, а я мигом догоню, — отозвался Ругивлад.

Дернув плечиками, Ольга двинулась по тропе, что вела к Домагощу. Стены уж обозначились средь паутины ветвей.

Волхв зашептал, проникая колдовским взором в лесную темень. Точно вняв его мольбе, стремительно набежавший ветерок предательски разворошил густую хвою. Но чернец и не думал улетать. Блеснул металлом клюв. Самоцветами сверкнули зоркие вороновы очи. Ругивладу почудилось, что это все те же чародейские глаза Седовласа.

— Будь ты проклят, вестник Чернобога!!! Не по мою ли душу? Никак, Хозяин должок требует? — судорожно заметались мысли.

— Каррр! Здррравствуй, паррень! Седовлас весть прррислал! Беррмята печенега ведет!

Заслышав имя тысяцкого, к которому у него был кровавый счет, Ругивлад оживился.

— Коль этот меня найдет — второго уж сам настигну! — подумал он.

— Берррегись ррруг! Берреги Ольгу! Пррроворрронишь! — каркнул и снялся чернец. Взмыл выше самых старых елей, и уж не докличешься, от чего ж ее беречь, родимую.

Напуганный этими последними словами, Ругивлад припустился за девушкой и нагнал почти у самых ворот Домагоща.

— Гляди, потеррряешь! — неслось ему вслед.

— Ну и ловок же ты ворон пугать! — рассмеялась она.

* * *

На следующий же день пророчество колдуна стало самым ужасным образом сбываться.

— Хороший у тебя клинок, Ругивлад! — похвалил Волах. — Я знаю, что говорю, ибо немало повидал на своем веку — лучшего не довелось встретить.

Не укрылось от воеводы еще и то, что владение полуторным мечом требует немалого ратного искусства, силы и выдержки. Им можно сечь — наступать, используя как секиру, и защищаться, удерживая врага на расстоянии, словно копьем. А значит, тот, кто носит такое страшное оружие многого стоит.

Мощь клинка и секиры растянута вдоль лезвия. Один верный удар — у врага нет либо руки, либо головы. Одно ловкое секущее движение — и широкая рана обескровит противника. Таким мечом можно еще и колоть, удобно перехватив длинную рукоять либо одной, либо обеими руками.

— А что, словен, не покажешь ли свое уменье? — подначивал воевода.

— Дел невпроворот! Но коль душа просит — изволь!

— Сам-то я стар на потеху, разве только всерьез! А вот молодые рвутся в бой…

— Это кто ж?

— Да радогощинские!

Ругивлад еще раз помянул Седовласа крепким словом.

Приближался срок вечевого сбора. Ольгин батюшка мог лишиться прежней власти, если б вдруг Совет родов переизбрал жупана. Хоть и правил он мудро, да на все были причины. Жупан тревожился из-за назойливых слухов о любви стольнокиевского кагана к его дочери. Местные также поговаривали промеж себя, что, кабы отдали Владимиру Ольгу, печенег прошел бы мимо. Этому слуху немало способствовал «глава всех глав» — Буревид. Раздосадованный явной неуступчивостью соседа, он и подначивал старых людей. Молодые горой стояли за правителя.

Вятичам грозил раскол, поскольку Дорох, Буревидов сын, из рода радогoщинских вятичей с юных лет засматривался на дочь Владуха, а та вроде бы не желала такого жениха. И неспроста Буревид отправил сына в Домагощ: за Владухом глаз да глаз был нужен. Теперь его отпрыск то и дело захаживал на двор жупана и строил глазки Ольге.

Владух выигрывал от этого мало. Выборы перенесли на год. Коль будущей осенью молодые сыграли бы свадебку — у него был бы случай остаться на новый срок.

Средь приближенных Дороха словен не знал никого. Вызов — показать свое воинское искусство — его не удивил. Он почуял подвох и был настороже.

— Ты зря согласился! — сказала Ольга, узнав о состязании. — Они опытные воины и сами, кого хочешь, научат!

Слушать о воинском искусстве из уст женщины — скверное занятие, но Ругивлад помнил, как ловко иная управляется и с луком, и с метательным топором, а потому ответил:

— Иногда стоит поразмять кости. Не волнуйся! Все, что ни делается на Белом Свете, — к лучшему. Они сами напросились!