Дар змеи

Высокие двери стеклянного дома, выходившие в яблоневый сад, были распахнуты, а среди лимонных деревьев, финиковых пальм и виноградных лоз стоял накрытый стол. Серебряный шандал со множеством свечей разливал море света, а молоденькая девушка в накрахмаленном белом фартуке уже готовилась подавать первое блюдо.

— Извольте садиться! — пригласил служитель в синем жилете и придвинул стул матери, а потом мне. Никто со мной прежде не обходился так услужливо, на самом деле, никто и никогда…

Я восседала на белом стуле с синим бархатным сиденьем. Передо мной на тарелке лежал рыбный рулет, тонувший в маленьком озерце оранжевого соуса. Сверху он был украшен тонкими полосками тертой апельсиновой корочки…

А я не могла не думать о Мелли и Розе, которые как раз в этот миг ели на ужин ячменную кашу или вареную чечевицу с салом, если им повезло.

Служитель и девица ушли. Третий стул по-прежнему пустовал. Где же Мессир Аврелиус?

— Роскошные обеды и серебряные канделябры, — пробормотала матушка, глядя на рыбу. — Все это очень хорошо. Но я бы предпочла получить деньги, откупиться от этого Заведения и поглядеть, что можно сделать для Давина и Нико.

— Ты слишком низко летаешь, Мелуссина! — произнес чей-то голос. — Ты наверняка могла бы получить и то и другое.

Мама вскочила, да так резко, что стул опрокинулся.

— Ты! — прошептала она. — Мне бы следовало догадаться!

Сецуан вышел из теней яблоневого сада, да так неслышно, что казалось, будто он скользил, а не шел.

— Не хочешь ли присесть? — спросил он. — Я могу помочь тебе, Мелуссина, ты ведь знаешь, что это в моих силах.

— А что взамен? — горько спросила мать. — Ты ведь ничего не делаешь даром. И этому есть цена.

Сецуан замешкался.

— Все же садись! — вкрадчиво пригласил он. — Когда ты ела в последний раз? У тебя наверняка целый день маковой росинки во рту не было. Обещаю: обед — дар, которым вы можете насладиться безвозмездно.

Свет блестел на его короткой алой шелковой куртке и на серьге в виде змейки. Мать не спускала с него глаз, и даже если он не встречался с ней взглядом, было ясно видно, что он ее не боится.

— А теперь садись, — повторил он, протянув руку к тарелкам с рыбой.

Мне уже нисколечко не хотелось есть. И я не поверила собственным глазам, когда мать медленно кивнула.

— Хорошо! — сказала она. — Давайте, по крайней мере, вместе поедим. И поговорим о том, что мы можем сделать друг для друга.

Она расправила складки своего одолженного зеленого платья и подождала, покуда Сецуан не поднял упавший стул и не поставил его на место.

— Вина? — спросил он.

Она кивнула:

— Да, спасибо!

Он вытащил хрустальную пробку из кувшина и налил золотистое вино в один из грех стаканов перед маминой тарелкой. Наливая вино, он стоял за ее стулом, как это делают прислужники. Я невольно заметила, какие у него красивые руки, с длинными прямыми, гибкими пальцами. Руки человека, играющего на флейте.

— Дина?

Он протянул мне кувшин.

— Немного, — сказала матушка. — Выпьешь с водой, Дина!

Я послушно налила в вино воду. Мои руки чуть-чуть дрожали. Я не понимала, почему мы здесь сидим и притворяемся, будто мы все трое добрые друзья. Неужто он внезапно стал другим и подобрел? Неужто мы ошиблись, убегая от этого человека сломя голову?

Мама стала есть рыбу, словно все так и полагалось. «Я могу помочь тебе», — сказал он. Не потому ли мы по-прежнему сидим здесь? Из-за того, что матушка надеется так или иначе купить его помощь? Но что случилось, чем мы владеем, что могло бы заинтересовать его? Его, у кого хватает денег жить и кормиться на дорогущем постоялом дворе?

— Я был в зале Суда, когда Давину и юному княжескому сыну вынесли приговор, — сказал Сецуан, взяв кусочек рыбы. — Суд был весьма скорым.

— Княжескому сыну? — переспросила, приподняв бровь, матушка.

— О да! Я прекрасно знаю, кто в самом деле «двоюродный брат» — кузен Нико.

Он улыбнулся: ни следа торжества или презрения! Улыбнулся мило и тепло, будто меж нами обнаружилась общая чудесная тайна.

«Не рассчитывай на него! — приказала я себе. — Вспомни, кто он!»

Но как это было трудно, когда он вот так сидел здесь и улыбался, и бесстрашно встречался со мной взглядом. «Ведь так делает и Дракан!» — самой себе сказала я. Но Сецуан не очень-то походил на Дракана. Он скорее походил на меня: эти черные волосы, эти зеленые глаза! Ну просто вылитая я!

Мама отложила вилку в сторону.

— Ладно! Тебе известно, кто такой Нико! Будет ли также стоить сколько-нибудь, чтобы заставить тебя сохранить эту тайну? — спросила она, и голос ее звучал так же твердо, как голос какого-нибудь торгаша.

— Почему тебе вечно кажется, будто я собираюсь причинить тебе зло? — спросил Сецуан.

— Горький опыт научил меня этому…

— Мелуссина, я никогда не принуждал тебя… Я никогда не вредил тебе. Я никогда не желал ничего другого, кроме как…

Он замешкался, словно испугался того, что она сделает.

— Ничего другого, кроме как любить тебя, — наконец выговорил он.

Я и предположить не могла, что творилось в голове матери. Она сидела совершенно спокойно, не меняя выражения лица.