Дарья Искусница

И вздрогнула, услышав, как снова задергалась ручка балконной двери.

- Кто там? – с ужасом выдохнул Ломов. – Если меня застукают... С Олесей потусил, теперь ты...  Димка мне все тусовочные инструменты оторвет… Выпроводи его, быстро, чего стоишь! Дай мне уйти, умоляю!

Скрип.  Дверь на общую анфиладу начала медленно открываться.

 Проклятие, я и не подумала закрыть замок.

Придушено хрюкнув, Ломов схватил с кресла покрывало и, прикрывшись им, рухнул, гад, в мою кровать. Прямо в шлепках!

Я вжалась в штору у стены, лихорадочно соображая кто это мог прийти и что делать.

Новый тихий скрип. Темная мужская фигура аккуратно закрыла со собой и на цыпочках двинулась внутрь комнаты. Присела на кровать рядом с пытающимся спрятать ноги и шуршащим в покрывале как мышь Ломовым.

Вот мне счастье привалило. Второй ночной гость...

Я открыла рот и...

- Даша, - снова раздалось с балкона.  – Я выглянул случайно на свежий воздух и видел, как ты только что вошла к себе. Не спишь еще? Можно я загляну на минуту? Просто поговорим.

Можайский… Третий. Как весело живут в Париже! С огоньком.

Надо прятаться, хвататься за сердце и нервничать, но мне хотелось смеяться в голос. Прочитанные в детстве «Вечера на хуторе близ Диканьки» воплощались в реальность прямо на глазах, да еще и с моим участием. Правда, к Солохе один за другим явились четыре любовника, а ко мне только три, и я вообще «не виноватая, они сами пришли»*.

- Дашенька…Я... не могу так через порог разговаривать. Прикройся чем-нибудь, я захожу.

Судя по дергающимся в сумраке фигурам на кровати, одна пыталась у другой забрать покрывало. Вторая отчаянно сопротивлялась.

- Дима, поговорим утром.

Фраза насчет «поговорим утром» скоро станет моим личным девизом. Я размещу ее на визитке и научусь повторять как заклинание. Надеюсь, голос не прыгал от едва сдерживаемых смешков. Несмотря на серьезность ситуации и нежелание выглядеть в глазах «бывшего парня» легкомысленной девушкой, сам факт нескольких парней в моей кровати почему-то веселил. Я – роковая женщина, елки-палки. Будет что рассказать Иде.

При звуках, раздающихся… в отдалении, а не рядом, два возящихся под покрывалось человека замерли. Потом зашебуршились, щупая друг друга.

- Ублюдок, это ты? - несчастно простонал кто-то.

- Сам такой, - ответ звучал едва слышно, сквозь зубы. И был полон страдания и гнева.

- Даша, все нормально? – осторожно поинтересовались из-за двери, ты что-то сказала?

- Я не хочу сейчас говорить.

Представила как Можайский обнаруживает своих «братанов» и поняла, что светлая дружба детства на этом закончится. Слишком много впечатлений свалится на упрямого и принципиального Диму. Надо его побыстрее выпроводить, да только как это сделать?

- Я не верю, что у вас с Распутиным начались отношения. Он не такой.

Интересно, он себя убеждает или меня. И почему так не верит в возможности Григория. В отличие от Олеси я была «невсамделишной» девушкой, никакие особые запреты в данном случае действовать не могли.

- Ты думаешь, с ним нельзя встречаться? – заинтересовалась я.

Из покрывала вынырнула взъерошенная темная голова. У кое-кого было что сказать по теме, но… здравый смысл пока с разгромным счетом побеждал гордость.

- Не уверен, готов ли Гриша ответственно встречаться с девушками, - сообщили с балкона. - Он увлечен своей музыкой. И заметила, на тебя не сразу среагировал.

— Зато Ломову я, по-моему, сразу понравилась.

Рядом с первой головой показалась вторая и укоризненно закачалась. Дескать, вот зачем меня подставляешь, подруга? Не говорили обо мне и хорошо, я не против.

Затем головы повернулись друг к друга, замерли и со стоном рухнули на подушки.

- Даша, мне показалось…

- Показалось, - напряженно сказала я, быстро подошла к балконной двери и закрыла ее на замок. Ворвавшийся Можайский – последнее, что я бы сейчас хотела. – Я готова поговорить с тобой утром, до завтрака. Пойдет? А сейчас хочу спать.

- Пойдет, - тихо донеслось снаружи. – Спокойной ночи.

Некоторое время было тихо. Потом еще немного тихо. И снова. Двигаться было страшно, и не мне одной. Устав стоять, пока остальные комфортно валяются в моей кроватке, я прикрыла форточку и плотно задвинула шторы.

- Он давно ушел, - сказала я. – И вам пора, гости дорогие. Хватит там обниматься, освободите ложе, я спать хочу.

Покрывало откинулось, показывая неожиданно довольную физиономию Ломова.

- Кто там мне говорил, что «братан не отобьет девушку друга»? «Братство дороже чувств»? – весело спросил он у мрачно валяющегося рядом Распутина. – Гриша! Дружище! Поделишься со мной, аморальным товарищем, какого беса ты в постель к Дашке полез? Ночью. В трусах и футболке. Одинокий бродяга любви, мать его, Казанова.

Пойманный на горячем Григорий хмыкнул, сел, шлепнув босыми ногами о пол. Жаль, в полусумраке спальни выражения его лица было не разглядеть. Но голос звучал бодро, без особого смущения или неуверенности. Такой малостью, как обвинение в излишнем сексуальном аппетите, Распутина было не запугать.