Дарий

Гистией уговорил лесбосцев предоставить ему корабли. Те снарядили восемь триер и во главе с Гистиеем отправили их к городу Византии. Расположившись в проливе Боспоре Фракийском, Гистией принялся грабить все проплывающие мимо корабли финикийцев и тех греческих городов, которые были на стороне персов.

К тому времени персам удалось подавить восстание на Кипре и бросить все свои силы, сухопутные и морские, против Карии и Ионии.

Афиняне неожиданно объявили, что покидают ионийцев. Мольбы Аристагора их не тронули. Следом за афинянами вернулись домой и эретрийцы.

Среди ионийцев зазвучали голоса, что пора бы подумать о примирении с персами. И первым об этом заговорил Аристагор. Однако совет стратегов, невзирая на неудачи, постановил продолжать восстание.

Если на море ионийцам сопутствовал успех, то на суше персы неизменно одолевали их своей численностью и умением вести конный бой, в котором не имевшие конницы ионийцы были гораздо слабее. Когда Артафрен взял штурмом ионийский город Клазомены, а Мегабат захватил эолийский город Киму. Аристагор окончательно разуверился в успехе восстания. Он созвал милетцев на совет и объяснил, что для них было бы лучше заранее подыскать безопасное убежище на тот случай, если их изгонят из Милета. Аристагор предложил согражданам на выбор либо основать колонию на острове Сардон, либо переселиться в город Миркин, построенный Гистиеем на реке Стримон, в земле эдонян.

Поскольку милетцы в большинстве своем предпочитали погибнуть, доблестно сражаясь за Милет, нежели скитаться на чужбине, Аристагор передал свои полномочия стратега-автократора влиятельному гражданину Пифагору, а сам, взяв с собою всех желающих, отплыл во Фракию.

Глава двадцатая

Поход Мардония

У Дария был радостный день, его зодчие наконец-то завершили работы по созданию барельефов у восточной лестницы Ападаны[168].

После полуденной трапезы царь пожелал осмотреть новые барельефы, чтобы сравнить их с теми, которые украшали стены парадного зала и внутреннего двора. И тут и там трудились умелые резчики по камню из Египта и Вавилона.

Спускаясь по низеньким ступенькам широкой лестницы, Дарий внимательно разглядывал запечатленные в камне процессии покоренных персами народов, несущих дары персидскому царю.

Вот шествуют мидийцы в круглых войлочных тиарах и коротких кафтанах, они ведут прекрасных длинногривых коней. За мидийцами следуют армяне в головных уборах, напоминающих петушиный гребень, в руках у них сосуды с вином. Вот эламит несет в дар царю львенка; этих зверей немало водится в лесах Элама. Вавилоняне выступают в длинных плиссированных одеяниях до щиколоток, они несут скатки дорогих тканей и корзины с финиками, которыми необычайно богата земля вавилонян. Жители Гандхары, облаченные в длинные плащи и небольшие круглые шапочки, несут копья по одному в каждой руке, гонят длиннорогих горбатых коров. Инды, обнаженные по пояс, несут ручных обезьян и обоюдоострые топоры; бактрийцы ведут огромного двугорбого верблюда; в руках у киликийцев выделанные овечьи шкуры. А вот египтяне, несущие свитки папируса и две большие арфы…

А это кто?

Дарий замедлил шаг, остановился. Замерла и следовавшая за царем молчаливая свита.

Три крепко сложенных воина в коротких хитонах и сандалиях на босу ногу шагают с покорным видом, неся в руках высокий шлем, большой круглый щит, короткий меч и весло.

Дарий жестом подозвал к себе главного зодчего египтянина Сихатхора.

– Это ионийцы, повелитель, – ответил Сихатхор на вопрос Дария.

Дарий понимающе покивал головой, продолжая разглядывать фигуры воинов-греков. У него вдруг испортилось настроение. Вот уже шестой год продолжается Ионийское восстание. Сколько персидского войска полегло в этой нелегкой войне, сколько полководцев потерял Дарий в сражениях на суше и на море! Гистией обещал Дарию прекратить восстание и привезти в Сузы его зачинщиков, однако сам пропал неведомо куда.

Артафрен и Мегабат постоянно извещали Дария о своих победах, о взятых городах, а восстание между тем продолжало полыхать. Вот уже шесть лет не поступают налоги в царскую казну из Ионии, Карий и Ликии[169]. Не платили подати и фракийцы, поскольку ионийцы, захватив геллеспонтские города, отрезали Фракийскую сатрапию от Азии.

В беседах с военачальниками, с теми, кто участвовал в битвах с ионийцами, Дарий пытался понять, откуда у столь маленького народа такая великая дерзость, толкнувшая его на противоборство с величайшей державой на свете. И как долго еще смогут выстоять в этой неравной войне ионийцы, уже потерявшие почти всех своих союзников, в том числе афинян? Собеседники Дария, в полной мере уяснившие тактические приемы воюющих ионийцев, тем не менее совершенно не понимали их упорного желания продолжать войну, невзирая на свое ухудшающееся положение и призывы Артафрена к заключению мира.

– Ионийцы уповают на море и на свой флот, – говорили военачальники царю. – Они рассуждают так: море – самая непокорная из стихий, и покуда флот ионийцев господствует на море, победить их невозможно.