Дрозд, стоявший возле раковин, успел ошарашенно выругаться и выхватить нож, когда Схимник, ни на мгновение не остановившись, скользнул к нему — легко, словно подхваченный ветром лист. Пистолета в его руках уже не было и Дрозд даже не успел заметить, когда и куда он исчез. Лебанидзе, отскочив от двери, бросился к ним, тяжело стуча ботинками. До раковин было три шага, и когда он сделал первый, Дрозд, чуть отведя в сторону левую руку с растопыренными пальцами, сделал выпад ножом, метя Схимнику под ребра, но тот, пригнувшись и по-волчьи оскалившись, дернулся вправо, слегка развернулся почти неуловимым кошачьим движением и ударил почти одновременно обеими руками — по запястью и в голову, и еще раньше, чем нож звякнул о пол, Дрозд ударился затылком о большое зеркало, потом его мотнуло вниз, и он упал, по пути глухо стукнувшись виском о раковину. Лебанидзе успел увидеть пузырящуюся на его губах пену и торчащую из правой глазницы ручку, нарядно и нелепо поблескивающую золотистым колпачком. Он резко развернулся и, громко взвыв, кинулся к двери, уже мало что соображая, вцепился в ребристую защелку и начал судорожно дергать ее и дверную ручку мгновенно вспотевшими пальцами. Он тряхнул дверь один раз, чуть не выломав ее, жалобно визгнули петли, а потом что-то страшно ударило его в спину, чуть ниже поясницы, отчего Лебанидзе стукнулся о дверь еще раз и качнулся назад, и тотчас его шея оказалась намертво зажата в согнутой руке Схимника, которая тут же дернулась вверх и вправо. Раздался легкий хруст, руки Лебанидзе как-то округло и изящно взметнулись в воздух, точно он собирался опустить их на клавиши невидимого рояля, тут же упали, и он обмяк. Схимник, придерживая, осторожно опустил его на пол, потом настороженно прислушался, но из-за двери по-прежнему летел грохот музыки. Он отвернулся и огляделся, с хищной цепкостью ухватив все детали, потом отошел к раковине, под которой, свернувшись, лежал Дрозд, пристально глядя мертвым выпученным глазом на дверь кабинки. Падая, он свернул кран, и теперь из него с веселым шипением хлестала вода. Схимник снял с указательного пальца перстень, который был теперь повернут ободком наружу, а изящная ацтекская пирамидка ощерилась маленьким, но острейшим треугольным лезвием. Он быстро сполоснул окровавленные руки, вымыл кольцо, потом нажал двумя пальцами на нижний уступ пирамидки, опять раздался едва слышный щелчок, лезвие исчезло, и на его месте теперь снова невинно блестела изумрудная пластинка. Кольцо, отведавшее уже немало крови, вернулось на палец хозяина. Схимник поднял голову и взглянул в зеркало, в собственные глаза, горевшие темным, безумным, голодным огнем хищника, которому досталось слишком мало мяса. Он пошатнулся, опершись ладонью о серебристую поверхность, скрипнул зубами и, глубоко вздохнув, закрыл глаза, потом снова поднял веки. На щеке Схимник заметил две капли крови и вытер их, потом быстро взглянул на часы. Еще немного времени у него было.
Он быстро обыскал всех троих, но оружия больше ни у кого не оказалось. Нож Дрозда он оставил, а пистолет Калмыка, валявшийся в углу, забрал, проверив обойму, потом стащил с себя мокрую от крови футболку, уже начавшую прилипать к телу, скомкал ее, вытер кожу вокруг повязки и бросил футболку в угол. Взглянул на сушилку, и его губы тронула легкая улыбка. Схимник перешагнул через змеистый ручеек крови, но тут же резко обернулся, услышав сквозь шипение воды другой шелестящий звук.
Каким-то чудом из всех троих Калмык был еще жив, хотя крови из него натекло, как из забитой свиньи. Его раскосые глаза подергивались, а губы выпячивались и снова опадали, точно он силился надуть воздушный шарик, издавая тихий и страшный, постепенно затухающий агонизирующий звук:
— П-п-п-п-п-п…
Схимник равнодушно отвернулся и направился к двери, пробормотав по дороге с жутковатой ласковостью:
— Думал, со стволом что-то против меня сделать… ну что ты, глупенький, что ты…
Слова вырвались сами по себе, и он был рад, что сейчас никто не видит его лица. Калмык за его спиной царапнул каблуками пол и затих окончательно.
Лебанидзе был выше Схимника и гораздо мощнее и шире в плечах, но пришлось выбрать его, а не Дрозда, более подходившего ему по комплекции, поскольку его одежда, как и одежда Калмыка, теперь никуда не годилась. Схимник торопливо стащил с него легкую темную водолазку и черный пиджак и оделся с рекордной скоростью, потом снова огляделся и шагнул к сушилке.
В этот момент Ян, уже начавший нервничать, взглянул на часы, потом в ту сторону, куда ушли Схимник и остальные, затем перевел взгляд на Виту, которая, судя по ее виду, уже отчаянно хотела спать.
— Что-то они застряли! — резко сказал он и встал. Кабан тоже нехотя поднялся.
— Да ладно вам, Ян Станиславыч. Они просто…