Дарители

— Даже такой игрушечкой, если удачно воткнуть, можно да-а-алеко отправить, — оптимистично заметили с переднего сиденья. Ян хмыкнул.

— Дай-ка сюда, Кабан, — сказал он, взял нож и с каким-то задумчивым выражением лица прижал лезвие к ее щеке, слева от крыла носа. — Со своим, значит, инструментом ходишь? Удобно. Значит, сегодня у тебя, считай, самообслуживание. Ты смотри — с фиксатором штучка. А ты знаешь, что носить ножички с фиксатором запрещено законом? Нарушаешь, значит? Кепско, мала, бардзо кепско.[13]

Его голос звучал все так же спокойно, мягко, словно он рассказывал ей какую-то милую сказку. Вита хотела было наконец что-то ответить, но тут Ян убрал нож, аккуратно сложил его, а потом, даже не повернув голову в ее сторону, вдруг быстро и коротко, без замаха, ударил Виту в челюсть, дав ей в полной мере ощутить разницу между этим ударом и тем, как бил ее Схимник, — бил, как она тогда считала, жестоко и в полную силу. Ее голова дернулась, в челюсти что-то хрустнуло, и вся нижняя часть лица вспыхнула жуткой, пульсирующей болью, как в зеленодольском кошмаре. Рот мгновенно заполнился кровью, которая частично потекла в горло, а частично выплеснулась из губ вместе с коротким болезненным всхлипом и с ней вылетел один из нижних зубов, оставив на своем месте неровные острые обломки. Вита повалилась лицом вперед, но Ян поймал ее за короткие волосы и бросил обратно, оставив ловить воздух окровавленными губами.

— Ян Станиславыч, вы ж это… тачку потом не отмоем — ведь возвращать еще! — укоризненно сказал водитель. — До точки уж повремените — уж тогда весь шоколад!

— Тихо, Коля, смотри вперед, — Ян достал носовой платок и начал неторопливо вытирать окровавленные пальцы, внимательно глядя на них. Вита, смотревшая на него полузакрытыми глазами, увидела аккуратный шрам на его запястье и слегка оскалилась. — Просто пани должна сразу же и в полной мере осознать всю серьезность своего положения. Всю ж. у, грубо говоря, в которую она влетела по самые сережки. И представить, какие приятные сюрпризы ее ждут, если она не будет с нами мила и разговорчива.

— Да-да, — пробормотал Кабан, бросая сумочку на пол. — Сейчас приедем и займемся разговорами.

— Ян Станиславыч, а дальше-то куда? — подал голос водитель. Ян с нетерпеливой злостью уставился в его затылок.

— Я ж тебе, барану, три раза объяснил! На следующем повороте направо, потом налево! И не гони так, а то нарвемся. Да и спешить нам особо некуда, — он повернулся к Вите. — Правда ведь? Ехать за нами некому. Мы — люди терпеливые, мы подождали, пока Схимник уедет — окончательно и бесповоротно. Что — не срослось?!

Вита промолчала, осторожно вытирая ладонью вытекавшую изо рта кровь, но рука Яна протянулась и больно дернула ее за волосы, так что она снова взвизгнула.

— Не молчи, сучка, когда спрашивают! Тебя что, матушка в детстве хорошим манерам не учила?! Не молчи — я знаю, говорить ты можешь — челюсть я тебе не сломал! Давно он тебя прет?

— Что? — наконец-то разлепила Вита склеивающиеся от крови губы.

— Давно он тебе ствол прочищает, спрашиваю?

— Если вы хотите получить вразумительный ответ, так и спрашивайте на доступном языке — я вашу феню не волоку, — хрипло сказала она.

— Во! Таких особенно люблю! — Ян отпустил ее волосы и погладил ее по голове, улыбаясь почти с настоящей нежностью. — Строптивая, сильная… к тому же, плохо воспитанная. На доступном, так на доступном. Давно он тебя трахает, спрашиваю?

— У него и спроси.

— Спрошу. Когда с тобой закончим.

— Ну, конечно. Со мной. За ним-то ты ехать побоялся — знаешь, что он тебя прибить может… и хочет!

Наказанием ей был еще один удар — на этот раз послабее, но в живот, и, всхрипнув, она согнулась, едва сдержав рвотный спазм, и Ян снова отшвырнул Виту на спинку диванчика.

— Ян Станиславыч! — укоризненно сказал водитель.

— На дорогу, Коля! На дорогу! Не отвлекайся! Что ж ты такая дохленькая, мала, — крючишься, будто тебе кишки выдрали, — заметил Ян спокойным, обыденным тоном. — Вот, кстати, в свое время в Англии был распространен преинтереснейший способ казни: человека подвешивали за руки, вскрывали ему живот, вынимали внутренности и сжигали их перед его лицом, а человек все это время оставался жив, в сознании и смотрел, как горят его кишки… Мило, правда? Можно попробовать.

Вскоре машину начало отчаянно трясти, и Вита, прижимавшая к животу сжатый кулак, поняла, что они съехали на грунтовую дорогу. Из ее сознания в пустоту уносились слепые беззвучные крики о помощи. Бессмысленные — в этот раз уже никто не мог ей помочь. Ее левая ладонь непроизвольно скользнула по бедру и ощутила сквозь ткань брюк угловатые очертания ацтекской пирамидки. Перстень — единственное, что у нее не отобрали, но что она сможет сделать этим маленьким лезвием против толпы здоровых сильных мужиков? Она отчетливо понимала, что единственное, что ей оставалось, это молиться о том, чтобы умереть быстро и, по возможности, наименее болезненно, и так же отчетливо понимала, что этого-то как раз и не будет.

Неожиданно машина остановилась.