Дарители

Сзади послышался праздничный шелест разворачиваемой обертки. Баскаков повернул голову — рядом стоял его начальник охраны и, причавкивая, уплетал очередной шоколадный батончик. В последнее время Сергеев прилично раздобрел, его фигура утратила спортивную плотность, став пухлой и рыхлой. Пиджак на спине был туго натянут, а спереди распахнут, незастегнутый, и над поясом брюк под белой рубашкой легко угадывался совсем уж неспортивный животик. Баскаков уже не раз замечал появившуюся не так давно у Сергеева привычку постоянно что-то жевать, как только появлялась такая возможность, и уже не раз делал подчиненному замечания, предупреждал, что уволит, а Сергеев клялся и божился, что больше ни-ни… В любом случае это не было для Баскакова новостью, но после странноватых домашних событий он словно взглянул на Сергеева другими глазами. Тот, мягко говоря, утратил способность проворно двигаться, его реакция притупилась… а грубо говоря, он уже ни на что не годился. Жаль, раньше он хорошо справлялся со своей работой — конечно, не так хорошо, как Слещицкий и Схимник, но тоже неплохо. Баскаков держал на примете несколько людей, похоже, придется одного из них использовать. Но дело было даже не в этом. Дело было в том, что с определенного момента все вокруг него словно начало рассыпаться на куски. Или ему только кажется. Паранойя? Может, уже ему, а не Сканеру, следует показаться психиатру? Соня, Инна, Сергеев… да и, кстати, двое охранников, которых Сергеев недавно вышвырнул за неожиданно идиотское поведение — до этого оба без нареканий проработали почти три года. Непредсказуемое стечение обстоятельств? Собственное переутомление?..

Ему не нравилось, что Инна так задержалась. Еще до начала открытия выставки она позвонила и сказала, что заседание началось позже, чем рассчитывали, после чего ее пригласили «на крохотный фуршетик» — неудобно было отказаться. Баскаков сунул было руку в карман, думая позвонить жене и поторопить ее, но передумал.

Вперед выдвинулся следующий поздравитель, на этот раз от Городского Совета — пожилой, дорого одетый мужчина со слипшимися от геля волосами. Прочистив горло, он величественно повел рукой в сторону Назарова.

— Достижения Антона Васильевича позволяют поставить их в начало угла достижений… — начал поздравитель, тем самым тут же позволив поставить себя в ряды бывших военных. Баскаков чуть отвернулся, чтобы перекосившая его лицо змеиная усмешка не особенно бросалась в глаза. Справа и позади него какая-то женщина, не сдержавшись, хихикнула — звонко и довольно приятно. Виктор Валентинович лениво повернул голову, кинув на смешливую рассеянный взгляд и отвернулся. И тут же повернулся снова, глядя уже более внимательно на профиль женщины, смотревшей на выступающего с улыбкой. Хорошенькая. Нет, «хорошенькая» — не то слово. «Красивая» будет более правильно. Своеобразная, в чем-то даже экзотическая красота — наверняка примешалась капля азиатской крови — совсем чуть-чуть. На его вкус, пожалуй, чуть худощава, но стройная, и длинное облегающее платье вызывающего ярко-красного цвета не скрывает хорошего сложения. Короткие черные волосы лежат крупными завитками. Хороший южный загар. Через согнутую руку переброшен светлый плащ, в пальцах держит ручку и раскрытый блокнот. Журналисточка? На вид — лет восемнадцать-девятнадцать, не старше, но что-то заставляет дать больше — может то, как держится, может, чересчур осознанный цинизм на губах? Что-то в ней смущало Баскакова, и почти сразу он понял, что. Лицо. Где-то он ее раньше видел. Давно. Может быть, даже, когда она еще была ребенком — черты лица некоторых людей почти не меняются, несмотря на возраст — такие легко узнаются на детских фотографиях. Да, возможно. В любом случае, он ее точно где-то видел.

— Поздравительные речи — не специальность Валерия Федоровича, — негромко заметил Баскаков, чуть наклонившись к ее уху. Женщина повернулась и внимательно посмотрела на него. Глаза у нее были красивые — карие, теплые, странно притягивающие взгляд, почти гипнотические и в чем-то даже слегка пугающие — может быть, потому что хорошо скрывали истинную сущность своей хозяйки. Глаза ведьмы.

— По-моему, речи — вообще не его специальность, Виктор Валентинович.

Баскаков вздернул бровь.

— Мы знакомы? — он едва сдержался, чтобы не сказать «все-таки». Женщина качнула головой.

— Лично нет. Но кто вы, по-моему, знают все.

— Вы журналистка? — спросил Баскаков с легким подозрением — представителей прессы женского рода он не жаловал.

— Упаси боже! Нет, я просто записываю кое-что для себя. Видите ли, я не местная, почти никого здесь не знаю, — брюнетка улыбнулась с легким оттенком печали, и Виктора Валентиновича вдруг словно окатило теплой волной. — Меня пригласил Валерий Федорович.

— Вот как? А говорите, вы…