Дарю вечную молодость (Ее последняя роль)

— Вообще-то мне тоже подобная мысль приходила а голову. Трудно представить, чтобы такая женщина, как Марина, где-то покупала пистолет…

Фалин, как это часто бывает с пьяными, ухватился за последнее услышанное слово и стал повторять:

— Пистолет… Пистолет… для убийства нужен пистолет… для самоубийства тоже. Пистолет — это не больно. Можно еще замерзнуть на морозе — тоже, говорят, не больно… Убийство можно выдать за самоубийство. А наоборот тоже можно. — Мимо них прошел официант с ведерком льда для шампанского, и Жорж, словно что-то вспомнив, указал пальцем ему вслед. — Лед! Ну, конечно! Есть такой рассказ… кажется, у Агаты Кристи. Один эсквайр решил повеситься, а вину свалить на другого, своего врага. Купил огромную глыбу льда, стал на нее, оттолкнулся и… Ну, в общем, когда его нашли, лед уже растаял, и все решили, что, раз поблизости никакого предмета нет, то беднягу повесили его враги… Ну, еще раз за встречу! — Жорж опрокинул в себя полный бокал вина и снова мрачно уставился в одну точку.

Осторожно, чтобы не спровоцировать пьяного на какой-нибудь выбрык, Леонид спросил:

— Значит, по-твоему, Марину убили? Кому же она так мешала? Притом, такое чистое убийство организовать непросто. Тут возможности нужны.

— Возможности? — тупо повторил Жорж. — А мало ли у кого они есть? Вот хотя бы у Голенищева.

— Ты хочешь сказать, что Виктор мог убить Марину? — удивился такому намеку Леонид. — Женщину, которую когда-то любил? Или ты это в переносном смысле?

— Слушай, — Жорж повернулся к Леониду всем корпусом, — ты Оскара Уайльда читал?

— Ну… когда-то читал «Портрет Дориана Грея». А что?

— А мне приходилось декламировать его стихи на вечере английской поэзии. Так вот, у него есть такая штука — «Баллада Рэдингской тюрьмы», а в ней такие слова:

Но каждый, кто на свете жил,Любимых убивал.

Один — жестокостью, другой —Отравою похвал.Коварным поцелуем — трус,А смелый — наповал.

— А, теперь я тебя понял. — Леонид даже вздохнул с облегчением. — Ты хочешь сказать, что Виктор мог убить Марину морально, то есть, довести ее до самоубийства. Интересно, как же он на нее воздействовал, если они уже много лет не жили вместе?

— Хочешь знать, чем он ее доставал? — спросил Фалин, и его глаза на какой-то миг даже протрезвели. — А чем еще можно достать на расстоянии, как не своей славой и успехами? Саша Пушкин не зря ведь так написал:

Желаю славы я, чтоб именем моимТвой слух был поражен всечасно, чтоб ты мноюОкружена была, чтоб громкою молвоюВсе, все вокруг тебя звучало обо мне…

Жорж декламировал артистично, размахивая руками, но потом сразу сник и опустил голову чуть ли не до стола.

— Ты что-то слишком фантазируешь, Гоша. Виктор — политик, человек занятой. Ему не до бывших жен и любовниц. Почему ты думаешь, что он держал Марину в поле зрения? Она ведь могла уехать в другой город. Говорят, она вообще собиралась за границу.

— Да. — Жорж встряхнулся и поднял голову. — И я бы не удивился, если б он тоже туда поехал, чтоб и там доставать ее своей славой.

— Ты думаешь? Но тогда б ему пришлось отказаться от политической карьеры.

— Я бы ради Марины от всего отказался. — Пьяные глаза Фалина подозрительно заблестели.

— Ты — может быть, но не он. Да и какой смысл ему чем-то жертвовать ради женщины, которая все равно его бросила?

— А, может, он надеялся, что она когда-нибудь к нему вернется? Это вот мне уже надеяться не на что…