DARKER: Рассказы (2011-2015)

От приятного истощения я свалился на спину, одурманенный теплым умиротворением. Уитни извинилась и ушла в ванную, а я уставился в ящик, где Ли Ван Клиф[285] скакал на коне в закат.

* * *

Очнулся я скованным наручниками.

Она стояла надо мной в красном виниловом корсете, едва сдерживающем ее импланты. Она вся была в кроваво-красном: сапоги выше колен, перчатки и корсет — все одного цвета. Мне не нравились наручники, но нравилось то, что я вижу.

— Красная Шапочка, — сказал я и улыбнулся.

Улыбка исчезла, когда она вытащила из-за спины пистолет. «Глок» с глушителем. Судя по виду, в магазине было от десяти до тринадцати патронов сорок пятого калибра.

— Эта игра мне не нравится, девочка, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал твердо и убедительно. Это для меня было совсем не сексуально. Может быть, для всяких извращенцев и придурков, которым она календари продает, это нормально, но таким, как я, лучше не угрожать.

— Что такое? Большой ковбой боится пушек?

— Это — не игрушки, и уж тем более — не игрушки для секса.

— Не для всех.

— Я серьезно, Уитни, мне не нравится…

Она врезала мне по лицу, крепко.

— Красная Шапочка!

— Сними наручники сейчас же, — приказал я.

Она наставила глушитель мне прямо на лицо.

— Что ты делаешь вообще?

Она опустилась на колени и широко развела мои ноги, а потом заскользила вверх-вниз, словно нож гильотины. Я ей не доверял, и это недоверие пробуждало во мне звериные инстинкты. Если ты был в тюрьме или просто занимался боевыми искусствами, от этого никуда не денешься.

— Чувствуешь? — спросила она.

— Что?

— У тебя опять встает, хоть ты и боишься.

— Конечно. Это нормальная реакция.

Она вставила член в себя, и мы снова занялись сексом. Она нежно водила пистолетом по моей груди. И тогда я выдал нечто, чего от себя никогда не ожидал:

— Все, хватит трахаться!

Она только захихикала в ответ, как дитя.

— Я доведу тебя до края, — сказала она. — Понимаешь? Врубаешься?

Я пытался избавиться от наручников. Явная дешевка.

— Секс. Убийство. Искусство, — сказала она сухо. — Ты — парень верующий. Знаешь, что такое суккуб, да?

Я сжал зубы, отказываясь кормить ее бзики.

— Ну, — сказала она, — если от ударов по голове ты совсем отупел, я тебе скажу: суккуб — это женщина-демон, который высасывает из мужчин душу при сексе.

— Да ты совсем съехала, милочка, — сказал я, дергая наручники. — Ты — не суккуб, чокнутая.

Она заметила, что я пытаюсь вырваться, и презрительно улыбнулась, потом завела руку за спину и достала средневекового вида кинжал с ручкой в виде лица демона с крыльями летучей мыши.

Не хороните меня в прерии безлюдной…[286]

Она была чересчур быстрой и чересчур близкой к цели. Лезвие вошло в меня там, где плечо встречается с грудной клеткой. К счастью, там нет ничего, кроме мышц. Она не задела ничего важного.

— Сегодня я заберу твою душу, — сказала Шапочка. Теперь она скакала на мне с удвоенной силой. — Других я находила по Интернету. «Секс-свидание», «Эшли» и подобные сайты. В основном это были одинокие, ни на что не годные придурки. Никто по ним скучать не будет. Хочу кого-то большого и сильного — крепкого ковбоя, как в старые добрые времена. Хочу убить того, кем можно гордиться.

Я попытался сбросить ее, она медленно скользнула кинжалом по моему животу, ровно настолько, чтобы пошла кровь. Провела пальцами по ране и сунула их в рот, обсосав мою кровь, будто голодная дворняга.

Она улыбнулась окровавленными зубами. Я опять задвигался, и она поднесла ствол к моему лицу, пытаясь засунуть его в рот. Я отвернулся.

Скоро я буду с вами, папа и сестричка, если только наш всемогущий Господь позволит мне шагать по этим улицам с вами, после всего, что я наделал.

— Помню, как услышала, что тебя посадили, — сказала она. — Тот урод изнасиловал твою сестру, а ты его выловил и отделал — так и надо поступать с трусами. Ты — настоящий мужчина, из тебя получится хороший трофей.

— Еще одна отметка на твоем «глоке»? — прорычал я. — Слушай, вот что я тебе скажу…

Я толкнулся и ощутил, как стукнулись наши тазовые кости. Я хотел, чтобы это было больно, и почувствовал, как она напряглась.

— Не стоило мне убивать этого ублюдка, — сказал я, окончательно разъярившись. На глазах выступили слезы. — Это была самая большая ошибка в моей жизни. Из-за этого убийства я потерял годы жизни. Сестра чувствовала себя виноватой и опозоренной и покончила с собой. И меня не было рядом, чтобы ее остановить. Я разбил родителям сердца — и разрушил семью навсегда.

Она уселась на колени и облокотилась на спинку кровати, не выпуская пистолет и кинжал. Похоже, она была в экстазе, больная сука.

— Когда будешь кончать, — сказала она, — я убью тебя в тот самый момент. А потом высосу твое дыхание и проглочу твою душу.

— Слушай, сумасшедшая, — сказал я. — Меня ни одна могила не удержит[287].