Дарунино поле, или Сказ о том, как саратовский калач испекли

– Давай, гармонист, дуй, показывай кондитеру, чего он от тебя хочет, – проговорил Шмоня, хватая и засовывая пирожок в рот.

Саня не заставил себя долго ждать. Он прошёл в булочную, затем по коридору в производственные помещения и в комнату, где встретился с Ксеней. Всё в ней стояло так, как и в тот день. Вот лари, вот совки, вот уже пустые квашни.

– Тебе Ксюша объяснила, чего мы от тебя хотим узнать? – Спросил Афанасий Матвеич, обращаясь к Сане.

– Да. Я всё понял. Вот этот совок, которым я черпал муку. – И Саня взял в руки совок.

– А может быть ни этот? – Спросила Ксюша.

– Этот. – Уверенно проговорил мальчишка. – У него ручка кривая. Из-за неё и просыпалось. Муки я зачерпнул полный совок, чтоб на все квашонки хватило.

– А ларь… Из какого ларя ты брал муку? Можешь показать? – спросила вкрадчиво Дарья Филимоновна. – Их здесь пять…

– А что не показать… Могу показать. Вот из этого и брал. – Саня показал на ларь, стоявший с краю.

– Может быть из соседнего взял, а не из этого? – Пытаясь проверить мальчишку, спросил Афанасий Матвеич.

– Нет, из этого. Он от меня самый близкий, а до тех хоть два шага, а надо пройти. Не-ет, из тех я не брал, не под рукой. Я повернулся и сразу зачерпнул. К тем подойти надо.

– Хорошо, Саня. Ты нам помог,– проговорил Афанасий Матвеич, – А теперь, Ксюша, накорми парня пирожками, а мы с Дарьей Филимоновной побеседуем.

* * *

– Получается, он насыпал в пробу Белотурку, сорт второй Голубой, – проговорила Дарья Филимоновна немного растерянно. – Может, соврал, а сам насыпал сорт первый Голубой?

– Ты ничего не путаешь с мукой? – сразу посерьёзнел Афанасий Матвеич.– Второй сорт и такой результат! Не может быть… Примерно, сколько процентов он туда всыпал, можно сказать? Лоток довольно вместительный…

– Точно не скажу, сами знаете. Но процентов двадцать пять – тридцать всыпал.

– Я вас попрошу, Дарья Филимоновна, сделать ещё несколько проб с таким процентным содержанием и посмотрим, что у нас получится.

– Хорошо, Афанасий Матвеич. Я тотчас этим займусь. Очень интересно увидеть результат.

Результат превзошёл все ожидания. Калач получился настолько пышным, вкусным и мягким, что можно было говорить о рождении нового саратовского продукта с его уникальными свойствами. Одно из свойств калача было умение восстанавливать прежнюю форму после сминания в лепёшку, а второе – долго не черстветь, но это выяснилось чуть позже.

– Посмотрите! Посмотрите! – говорил в волнении Афанасий Матвеич, – Он встаёт, встаёт. Дора Карповна! Да что же вы не смотрите!

– Как же я не смотрю, смотрю!

– Ксенечка! – ведь правда, он поднимается после того, как я сдавил его сверху в лепёшку?

– Дарья Филимоновна! Ну, Дашенька! Что же вы отвернулись и прижали к лицу полотенце? Вы, совершенно не смотрите…

– Я плачу, Афанасий Матвеич. У меня слёзы сами текут. Я не могу смотреть и не могу их остановить.

– Дашенька, Ксенечка! Смотрите – он принял прежнюю форму. Его не отличить с рядом стоящими, его братьями. Они совершенно одной высоты, хотя на текалачи не надавливали и не сплющивали! Вы видите!

Афанасий Матвеич никак не мог успокоится, он продолжал повторять одно и тоже, и жестикулировать.

– Да видим же, видим! Чего вы так разволновались из-за этого вставания, – чуть грубовато, потому что такой был у неё голос, проговорила Дора Карповна.

– Да потому, Дорушка, волнуюсь, что вкус и у других калачей есть и у Муромкого и у Московского, а вот подниматься и стать как прежде только саратовский может.Он же из наших местных зёрен рождённый. Вот, вот. Хорошее слово нашлось применительно к нашему калачу – рождённый. Именно рождённый, а не испечённый. В этом слове больше божественности и неотмирности… Ай, да мы, ай да белотурка, ай да Саратов…

– Ксюша! Накапайте Афанасию Матвеичу валерьяночки, пусть выпьет. Иначе с ним может беда приключится, – попросила Дора Карповна. – Разве так можно волноваться…

– Я не волнуюсь, Дора Карповна. Это не волнение. Я просто вскипаю изнутри. Такая удача. Вы знаете, Дарья Филимоновна. – Я ведь ещё раньше предполагал, что первый и второй сорт отличаются не только мелкотой помола, а вот явного тому подтверждения не было. И вот калач подтвердил.

Это должно было произойти. Боже! Как я счастлив… Надо скорее доложить управляющему, а он уж доложит в Москву самому Дмитрию Ивановичу. Какая радость. Дарья Филимоновна! Я вас необыкновенно люблю. Будьте со мной всегда.

– Как-то вы непонятно выражаетесь, Вертягин. – Подняв брови, произнесла Дарья Филимоновна.

– Как это непонятно? Дарьюшка-а-а. Всегда – это значит на всю жизнь.

– Опять как-то двусмысленно? Мы и так с вами, бок обок, работаем.

– Не в том смысле, Дарунюшка…

– Да что тут непонятного. – Встряла Дора Карповна. – Афанасий Матвеич в экстазе нахлынувших чувств, сказал вам то, чего никак не мог решится, сказать раньше. Я то, старая, всё видела и вижу. Он питает к вам чувства.

– Вы что, делаете мне предложение, – спросила, улыбаясь, Дарья Филимоновна.

– Вот именно, Дарунюшка, предложение, – проговорил Афанасий Матвеич решительно. – Именно так и бесповоротно.