Дарунино поле, или Сказ о том, как саратовский калач испекли

Ах, что это были за пироги!!! Нет-нет, восклицание к месту. Вы просто никогда не ели таких пирогов. Не ел таких пирогов, по словам крупчатника, и главный кондитер губернского центра. Афанасий Матвеич жевал пирог с луком и яйцами и думал: «Вот я, хлебопёк с опытом и стажем, приехал в глубинку, чтобы найти лучшие колосья пшеницы, смолоть из них лучшую муку и из этой муки создать новый продукт. И вот я приезжаю в эту самую глубинку и обыкновенная женщина-крестьянка угощает меня таким пирогом, который я никогда не едал. Может быть, ничего мне и не надо делать, а просто объявить этот пирог – шедевром искусства саратовских кондитеров и вопрос решён? Что за прелесть – этот пирог! Что за прелесть – Дарья Филимоновна! Какой молодец – Христофор Петрович, что привёз меня в эту деревню!».

Когда гости плотно поели, Христофор Петрович перекочевал с лавки на топчан и стал похрапывать.

– Он всегда так, – улыбнулась хозяйка. – Мы с вами, я думаю, займёмся делом, – обратилась она к Дмитрию Ивановичу или вы тоже желаете отдохнуть?

– Нет. Давайте лучше прогуляемся по вашим окрестностям, чего время терять, – проговорил Афанасий Матвеич, искоса поглядывая на похрапывющего крупчатника.

– Тогда не будем терять время, – поддержала стремление гостя хозяйка и они, выйдя из дома, направились в сторону возвышавшейся плосколобой возвышенности. – Вот на эту горку поднимемся и будет всё как на ладони. Дальше и ходить никуда не надо, – повела Дарья Филимоновна рукой.

* * *

А теперь, оставим на время Афанасия Матвеича с Дарьей Филимоновной, им есть о чём поговорить, а посмотрим, как развиваются события в Саратове. Там ведь одной выходкой Санька на крыше булочной ещё ничего не закончилось. И так, пока Санёк отвлекал своим выступлением хозяев, соседей и прохожих, Капрал, длинной хворостиной, снял с гвоздя вязку кренделей, приготовленную хозяевами для продажи, положил на землю и тут же незаметно бросил на неё, заранее приготовленную, разлапистую ветку сирени и примкнул к толпе. Всё было сделано совершенно незаметно и быстро.

После того, как толпа разошлась, вязка кренделей перекочевала в заросли ивняка исирени, что росли неподалёку.

– А чё, ловко Санёк на крыше плясал, – говорит Шмоня, дружески похлопывая, Санька по плечу и усаживая его рядом с собой. – Высший класс! Учитесь, мелюзга, как надо дела проворачивать. Ты, Капрал, тоже молодец, – обратился он к мальчишке в фуражке с полуоторванным козырьком. – Ловко вязку снял. Теперь есть что в рот положить. Только это не всё. – И он вытащил из-за пазухи с полметра колбасы. – Вот, пацаны из глебчи подбросили. Они нам – мы им, что лишнее. А теперь будем делить, кому что полагается, по вкладу в общее дело. – Шмоня обвёл взглядом притихших детей, стукнул по руке, которая хотела взять крендель и произнёс, – Саньку за мастерство положено крендель и колбаски. Так? Так. – Он дал Саньку колбасы и крендель. – Капрала тоже не обидим, молодец.

Пока шёл делёж был слышен только голос Шмони. Он кого-то хвалил, кого-то укорял.

– А ты, Самарканд, куда руку тянешь, – обратился Шмоня к самому маленькому по росту и по возрасту мальчишке. – Как в деле, так тебя не видно и не слышно, а как руку тянуть, то ты первый. Ладно, мы не жадные дадим, но с отработкой, понял?!

– Понял, – буркнул мальчишка, которого назвали Самаркандом.

– Не слышали! – сказал Шмоня. – Громче!

– Понял, понял! – громко сказал Самарканд.

– То-то же, – довольно ухмыльнулся Шмоня. – Сделаешь, что я скажу, и будем в расчёте.

– Вязку кренделей стащили! – послышался от булочной, где только что плясал и играл на крыше Санёк – истошный вопль Доры Карповны – работницы булочной.– Вот туточки на гвоздик повесила и нет. – Её голос заглушили другие голоса.

– Ищи лучше, раззява, – проговорил, ухмыляясь Шмоня, повернувшись на долетевший голос Доры Карповны, – и тут же, обращаясь к Саньку, спросил:– Хочешь быть моей правой рукой в команде и всегда сидеть рядом?

Санёк довольно улыбнулся и кивнул. А как же было не согласиться. Это так здорово. Сам Шмоня предлагает ему стать его правой рукой. Это много значило в ребячьем босоногом мире. Этот мир жил своей, отличной от взрослых жизнью. Здесь главенствовало право сильного и смелого, здесь в команде каждый свой авторитет зарабатывал сам. На последних ролях быть никому не хотелось, иначе будешь выполнять дурацкие приказы Шмони и его приближённых, а уж покуражиться они умеют. В команду никто никого не загоняет. Просто в округе полубеспризорные мальчишки знают, что Шмоня – это сила и лучше быть с ним, чем одному. Вдруг Шмоня поднял руку. Это означало, что все должны притихнуть и говорить будет только он.