Дарвин в городе: как эволюция продолжается в городских джунглях

Парк Каланг-Риверсайд – богатейшая тропическая экосистема, но это вовсе не делает его райским уголком дикой природы. Это всего лишь небольшой участок растительности, расположенный у небоскребов Сингапура. Здесь есть лужайки, где растут манго, кокосы и фиги, и извилистые дорожки, где бегущие трусцой европейцы то и дело задевают плечами подростков-индийцев на скейтбордах. Девочки-малайки сидят на скамейках и делают селфи, а пожилая китаянка в шлеме едет на велосипеде и везет в корзине на руле три кокоса. Мыс, на котором стоим мы с Соянем, и набережные, за которые цепляется розовая икра улитки, состоят из сурового бетона. Река уже не разливается: внизу по течению стоит исполинская дамба Марина-Барраж. Майны и вороны клюют мякоть из кокосовой скорлупы и другие объедки, оставшиеся после пикников. Кирпичи и пластиковые бутылки покрыты ковром пресноводных водорослей, которыми питаются черепахи и водяные улитки. Из-за затоплений и протечек в канализации местная вода помечена ни с чем не сравнимой химической подписью 5,7 миллиона жителей Сингапура. В одном исследовании было продемонстрировано, что в каждом литре воды из реки Каланг содержится 0,1 миллиграмма фармацевтических препаратов (в основном обезболивающих, таких как ибупрофен и напроксен), а еще примерно столько же эстрогенов (из косметики и фармацевтических препаратов) и инсектицидов, которые применяют для борьбы с блохами и клещами у домашних животных. В других регионах Сингапура исследователи обнаружили до 1,2 миллиграмма кофеина на литр речной воды – это столько же, сколько в одной чайной ложке кофе.

Кроме того, все замеченные нами сегодня животные и растения относятся к чужеродным видам. Домовые вороны изначально обитали в Индии, Шри-Ланке, Мьянме и китайской провинции Юньнань, а в 1948 году откуда ни возьмись появились в сингапурском порту. Как они туда попали, не знает никто. Возможно, прилетели с малайзийских кофейных плантаций – их привезли туда половиной века ранее, чтобы ограничить нашествие гусениц. А может, тайком пробрались на корабль. Как бы то ни было, ворон все устраивало: если в 1960-х их насчитывалось несколько сотен, то к началу XXI века их численность составила уже сотни тысяч. Несмотря на отстрел не менее 300 тысяч особей за последние 15 лет и целый ряд мер, призванных отвадить их от поиска пищи в мусорках и витья гнезд в кронах растущих вдоль улиц деревьев Peltophorum pterocarpum

, домовые вороны до сих пор остаются для горожан привычным зрелищем и, по словам соседей Сояня, страшно всем докучают. Белобрюхие майны живут на Яве и на Бали, а сюда их привезли где-то в 1925 году в качестве питомцев – этих птиц любят держать в клетке, а еще они виртуозно имитируют звуки. Вот что в 1960-х писал о них орнитолог Питер Уорд: «Эта застенчивая пташка нередко залетает в сады на окраине, но в городе почти не бывает». Очевидно, с тех пор майны избавились от застенчивости и стали самыми шумными и многочисленными городскими птицами – не исключено, что их в городе даже больше, чем людей. «В кофейнях куда ни сядь – нет-нет да и вляпаешься», – жалуется Соянь.

Вездесущая ковровая трава с широкими жесткими листьями – в Южной Азии и шагу нельзя сделать, чтобы на нее не наступить, – изначально росла в Центральной и Южной Америке, как и ее презабавнейшая спутница – мимоза стыдливая, чьи листья поникают от малейшего прикосновения. Их семена уже многие века путешествуют по свету, прилипая к одежде, подошве обуви и автомобильным колесам. Что до нептунии огородной, никто так и не уверен, откуда она родом, однако это точно не аборигенный вид. Соянь, например, считает, что она вполне могла попасть сюда из Мексики.

Крупные ампуллярии – вон они, навострили рожки и ползут по дну канала, выстланному пластиковыми листами, – прибыли из Южной Америки. Скорее всего, их кругосветное путешествие началось с вылитой из аквариума воды, а с тех пор они заняли почетное место в списке самых опасных инвазивных видов мира. В этот список попала и еще одна сбежавшая жительница аквариумов – красноухая черепаха, чьей родиной является восточное побережье Северной Америки. А вот оринокская цихла, обитательница речных систем Ориноко и Амазонки, обосновалась в городе благодаря «излишне старательным рыбакам», утверждают сингапурские ихтиологи Ын Хёк Хи и Тань Хёк Хуэй.