Не проронив ни слова, Лика жестом пригласила меня войти в дом. Внутри жилище оказалось очень прибранным, похожим на квартиру в какой-нибудь городской пятиэтажке, если бы не чисто деревенский вид из окон и русская печка. Со второго этажа доносились крики маленьких детишек и грозные окрики их бабушки. Я остановилась в коридорчике, не решаясь пройти дальше, чтобы не запачкать своей обувью полы. Задерживаться тут дольше десяти минут не входило в мои планы. Лика прошла следом за мной, а за ней уже сквозь закрытую дверь просочилась пришедшая в себя после потрясения Эва. Вот ей и фотомодель не состоявшаяся.
— И чего вам от меня надо? — всё так же грубо поинтересовалась Лика.
— Вот, — я тут же протянула ей записку Эвы. Вообще-то, сначала по нашему плану следовало вспомнить Эву добрым словом, описать, как хорошо мы с ней проводили время во Франции, куда она ездила вместе со школьным классом, и где случайно встретилась со мной. Потом я должна была рассказать Лике, как много мы с её подругой говорили о ней… Но в таких условиях заливаться соловьём не хотелось.
Лика быстро прочла записку, постоянно поглядывая на меня.
— И что? Значит, вы Эльза?
Ну тугодумка! Наверное, Эва держала её в своём окружении из-за цвета волос и миловидного личика в качестве эффектного дополнения. По моим задумкам, до неё уже всё должно было дойти, как насчёт меня, так и насчёт моей миссии.
— Да, Эльза Лукьяненко, — улыбнулась я, словно урождённая американка.
— Вас не было на похоронах Эвы, — холодно отозвалась Лика. Теперь я поняла, с чего это она такая неприветливая — дети с утра пораньше достали. Не взирая на окрики бабушки, со второго этажа голоса детей доносились всё чаще и громче.
Я мельком взглянула на Эву, чтобы она подсказала разумную причину моего отсутствия на её похоронах. И Эва поняла мои намёки:
— Скажи ей, что ты в это время гостила у дяди Ежи в Гданьске, а сведения о моей трагедии туда дошли только спустя неделю.
Я повторила, но уже без улыбки, добавив, что была ужасно этим опечалена, а когда спустя три года мне передали её последнее письмо, то у меня вообще случилась истерика. Эва — моя любимая кузина… Я полезла в сумочку за носовым платком, чтобы скрыть совершенно сухие глаза, а заодно достала липовые фотографии и протянула их Лике.
— Вы почти не изменились, — ляпнула Лика, рассматривая фотокарточки. — И Эва тут такая молоденькая…
— Мне нужно было нарисовать тебе морщины, — сказала мне Эва. — Эльзе сейчас лет двадцать шесть, а не восемнадцать.
— Я пользуюсь специальной омолаживающей маской, — улыбнулась я, решив косить под натуральную блондинку. — Надо взять три части простокваши, один яичный желток и часть мелко нарубленной петрушки. Всё перемешать, добавить глицерин и наносить три раза в день.
— Подождите, я запишу! — Лика кинулась к ящичку комода за чистым листком бумаги, а Эва едва удержалась от того, чтобы погрозить мне кулаком.
Пока женщина записывала мою отсебятину, я умудрялась между компонентами маски говорить о деле. Мы пришли сюда за дневником, и без него не покинем порог этого дома.
— Значит, дневник Эвы у вас? — поинтересовалась я, стараясь говорить это более утвердительно.
— Да, Эва оставила его мне незадолго до… отравления. Вы только не подумайте, она не самоубийца, просто случайно добавила дихлофос в свой сок. — Рецепт маски растопил между нами лёд общения, и Лика даже стала мне улыбаться. Более того, из её голоса пропали нотки недоверия. — Я до сих пор не могу вспомнить Эву без слёз.
— Лика такая хорошая… — ностальгически вздохнула Эва, простив подруге досадное неумение отличить фенол от дихлофоса. — Если бы я не отравилась, то обязательно удержала бы её от поспешного замужества. И она бы не растолстела. Посмотри на её волосы — она не подкрашивала их целую неделю!
— Сразу после трагедии, я хотела вернуть дневник её родителям, но потом вспомнила, что Эва бы этого очень не хотела, поэтому я его спрятала. Сейчас принесу.
И она стала подниматься на второй этаж. Я мысленно поздравила себя с победой. Всё, теперь можно спокойно сматываться отсюда. Пока я поправляла помаду у зеркала (мне так и казалось, что она смазалась), Эва бесцеремонно разглядывала фотографии, висящие на стенах. Наши с ней фотки я уже убрала в сумочку. Не хотелось их оставлять Лике.
— Пить что-то хочется, — пробормотала я. — Это всё из-за давки в автобусе.
— Но зато кондуктор до тебя так и не дошёл, — ухмыльнулась Эва. — Ты сэкономила целых двадцать рублей. Ну как тебе Лика? Я имею в виду не внешнее, а общее впечатление.
— Милая девушка, — кивнула я, не в состоянии подобрать другое определение, чтобы не обидеть Эву. Моя полупрозрачная подруга хоть и натуральная блондинка, а всё же намного умнее крашеной Лики.
Замученная мать троих малюток вернулась с толстенной тетрадкой в кожаном переплёте и с двумя длинными закладками розового цвета. Перевязан дневник был выцветшим гофрированным бантом вишнёвого окраса.