Дата Туташхиа

Цепочка прогуливающихся опять пришла в движение, и я вместе с ней. «Дата это или нет? Может быть, мне показалось?», и при следующем повороте я решил получше разглядеть седобородого.

Поктиа стоял над парашей и унимал кровь, а потом опустился возле нее и, запрокинув голову, совсем затих. Ну, не совсем, может быть, не возле, а чуть подальше, но все же он сел возле параши. Это значило, что уже никогда не зваться ему вором в законе. Хорошо подкованный теоретически, он поймет теперь: чтобы выжить, надо искать другие пути.

Я еще несколько раз прошел мимо седобородого и, подойдя к своим, спросил Андро Чанеишвили — кто это?

— Дата Туташхиа. Слышал о нем?

Оказывается Дате Туташхиа дали пять лет, и он отбывал свой срок здесь, в Ортачала. Месяц назад его перевели в жандармскую тюрьму, но не прошло и десяти дней, как он вернулся сюда. Вся тюрьма знала его, и друзей у него было много.

— Как он держится? — спросил я.

— Да так, сам по себе. Никто его не трогает. Так и живет.

— Тронь его! А то они не знают, кого трогать, а кого нет?

Пришлось рассказывать своим новым друзьям, откуда я знаю Дату Туташхиа.

Поктиа сидел, несчастный и жалкий, то и дело щупая свой нос. Но два пинка, доставшиеся ему, были ничто в сравнении с тем, что в тюрьме считалось весьма умеренной расправой, и с тем, что доводилось мне наблюдать не раз. Другим подобные ошибки стоили половины жизни. Это так и называлось: «отнять полжизни».

Я снова спустился вниз и решил пройти мимо Даты еще разок-другой, — может, узнает меня… А нет, так сам напомню.

— Поди-ка сюда, парень! — позвал Харчо Поктию.

Поктиа сидел, не поднимая головы, — он и не понял, что зовут его.

— Чапай сюда… кому говорят! Да двиньте ему! — приказал Харчо.

Сосед толкнул Поктию.

Поктиа сидел, будто его пригвоздили к полу, и исподлобья поглядывал на Харчо. Наконец он поднялся и приблизился к нему, но лишь настолько, чтобы носок Харчо его не достал.

— Поднимись и сядь рядом! — дружелюбно пригласил Харчо.

Очень неуверенно, но все же Поктиа поднялся.

Дата взглянул на его побитую физиономию и отвернулся.

Одну ногу подобрав под себя, а другую свесив с нары, Поктиа настороженно уставился на Харчо.

— Вот что я скажу тебе, сынок, — ласково начал Харчо, — тот, кто тебя всем этим премудростям научил, забыл, видно, сказать, что надо делать, когда дяденька откажется слезть с нар и уступить свое место?

Поктиа глядел на него во все глаза и молчал.

— Во-о, видишь! Значит, не научил. Тогда я тебя научу, может, и пригодится.

Харчо спрыгнул вниз и вцепился в ногу Поктии…

Поктиа слетел с нар, описал в воздухе дугу над головами доминошников и рухнул рядом с парашей.

— Вах! — вырвалось у одного из игроков. — Видал?!

— Ставь, давай! Нашел время!

— Вах! Правда, не видал?

— Ставь, говорю!

— Да нет… видал, что было?!

— Будешь ставить или нет!..

Игрок поглядел на концы, потом на свои костяшки и поставил.

— Да, этому, видно, он тебя не научил, — задумчиво протянул Харчо, вскарабкавшись на нары и устроившись в той же позе.

Но тут — никто и не ждал — Дата Туташхиа, чуть отодвинувшись к стене и упершись в нее спиной, обеими ногами двинул Харчо в зад. Харчо повторил траекторию Поктии, но плюхнулся задом на столик доминошников. Столик был ветхий и от такого удара развалился. Пытаясь подняться и сохранить равновесие, Харчо угодил одной ногой в парашу. Те, что сидели и лежали вокруг параши, вскочили, как ошпаренные, и поднялся такой гвалт, какой редко услышишь даже в тюрьме.

Восстановить, что за чем потом следовало, невозможно, да я и не буду пытаться. Тут же в разных местах одновременно вспыхнула драка. Два игрока в домино свалились на тех, кто лежал возле стола, — здесь дрались в основном сапогами, тяжелыми башмаками и галошами. Железный ряд, облитый содержимым параши, кинулся на Харчо. Молотили мужеложа одновременно человек десять: кто кулаками, кто ногами, а один, схватив здоровенную крышку от бочки с водой, размахивал ею, но никак не мог опустить ее на Харчо, так как боялся попасть в тех, кто его избивал. Наконец он изловчился, но попал не в Харчо, а в кого-то еще, и тут же завязался новый очаг драки. Поктиа вертелся вокруг Харчо, норовя ткнуть пальцем своему мучителю в глаз.

Как только развязалась драка, я, спасаясь, вскочил на верхние нары, откуда развертывался прекрасный вид на панораму битвы. Утверждаю со всей ответственностью — меньше всех досталось Куркале, третьему игроку в домино. Железнорядцы, пошвыряв его по полу, схватили за руки и ноги и, раскачав, как мешок, забросили на верхние нары. Он плюхнулся между мной и Датой Туташхиа. На его счастье, он никого здесь не потревожил и, получив два-три ленивых тычка и благоразумно не ответив на них, перешел, таким образом, в партию зрителей. Пока шло побоище, он тянул лишь одно:

— Ты только погляди, что творится… э-э-эх! Ух-ух! Вай-ва-вай! — Потрет отбитое место и опять за свое — Ты только погляди, что творится — э-э-ээх! Ух-ух!

Кстати, никто уже и не понимал, что творилось и с чего началось. Разве только Харчо помнил об этом. Так, по. крайней мере, было в тот момент, о котором я сейчас вам рассказываю.