Он придвинулся поближе к Василию Андреевичу и, глядя прямо ему в глубоко запавшие, подведенные синевой глаза, сказал, что о многом передумал за эти дни. По тому, как было это сказано, понял тот, что прежние недоразумения между ними никогда не повторятся.
– Мне тоже пришлось мозгами пошевелить. Не раз скребли у меня на сердце кошки, когда остался я без тебя и Бородищева, – сознался в свою очередь Василий Андреевич и стал рассказывать, как выходили полки из окружения, какие понесли при этом потери.
Журавлев слушал его с загоревшимися глазами. Он то вставал, то садился, не находя себе места. Руки его все время беспокойно двигались. Они перебрали и перещупали все, что находилось на столе. Сам не замечая того, раздавил Журавлев коробку со спичками, сломал мундштук у подвернувшейся трубки.
– Что же это ты делаешь! – оборвав свой рассказ, закричал Василий Андреевич. – Вон какую мне трубку испортил…
– Фу ты, черт! – принялся Журавлев виновато потирать свою лбину. – Растравил ты меня своим рассказом. Здорово это у тебя вышло с ложной атакой. Был от гибели на волоске и вывернулся. Вот тебе и штатский человек.
– Нужда всему научит, – устало улыбнулся Василий Андреевич. – Колечко семеновское разорвали мы в общем неплохо. Но было бы лучше в него не попадать. Наши неудачи тяжело отозвались на состоянии партизан. Пока я выбрался сюда, из полков дезертировало около трехсот человек. Отличаются всё аргунские казаки. Уходят, мерзавцы, от нас так же дружно, как примыкали к нам. Хорошо держатся только приисковые рабочие и крестьяне.
– Эти и будут держаться. Партизанить они пошли с ясной целью. Умрут, а не разбегутся.
– Все это так, но ведь их у нас слишком мало. Половина у нас все-таки казаки. Народ это неустойчивый, колеблющийся. Но если мы будем воевать и громить семеновцев, казаки-партизаны уходить от нас не станут.
– Но для этого мы должны не отсиживаться, а снова идти партизанить.
– Теперь я согласен с тобой, Василий Андреевич, полностью согласен. Но вся беда в том, что бойцы устали, лошади вымотаны до предела. Требуется хотя бы недельная передышка.
– Это я и сам вижу. Пусть простоим мы здесь с неделю, но после этого нужно обязательно начинать партизанскую, а не позиционную войну.
Договорившись обо всем, они отправились навестить раненого Бородищева, который искренне обрадовался появлению Василия Андреевича и честно признался ему в своих заблуждениях.
XXI
В ночь на четырнадцатое июля в поселке Грязновском перебил своих офицеров и перешел к партизанам Первый Забайкальский казачий полк. Семенов считал его лучшим из всех четырнадцати казачьих полков. Люди в нем были подобраны один к одному – все рослые и красивые здоровяки. Они были отлично вооружены и одеты и коней имели только двух мастей – гнедой и рыжей.
Для партизан переход полка оказался полной неожиданностью. Этот полк досаждал им больше всего. С самой весны гонялся он за ними по лесам и сопкам и нанес им большие потери под Орловской и в Убиенной пади на Аргуни. О том, что в полку существовала и действовала подпольная большевистская организация, знали определенно только Журавлев, Бородище в и Василий Андреевич, но даже и они не думали, что казаки решатся на переворот в тяжелой для партизан обстановке.
Партизаны к тому времени оказались снова загнанными в глухие дебри Богдатской тайги, где их блокировали крупные семеновские силы. У них почти не было патронов, часто жили они по нескольку дней без хлеба, а соли давно не видели в глаза. В семеновских газетах злорадно сообщалось, что красные в Богдати давно съели всех собак и кошек, что армия их тает с каждым днем. И действительно, под влиянием голода и военных неудач из Третьего и Четвертого полков дезертировало у партизан до тысячи человек. Дезертиры, преимущественно казаки низовых аргунских станиц, уходили за границу, знакомую многим из них с малых лет.
Дважды ездили к ним туда Бородищев и Василий Андреевич, чтобы вернуть их в полки. Дезертиры встречали их любезно и даже делились с ними купленными у китайцев патронами, но на все уговоры отвечали, что им еще не надоела жизнь, чтобы возвращаться сейчас в Богдать.
С переходом полка сразу все изменилось. Дезертиры так же дружно возвращались в свои сотни, как и убегали из них. И уже семнадцатого июля партизаны начали стремительный поход на юг.
Семеновцы всюду панически отступали. Их командиры боялись, что и эти оставшиеся части при первой возможности уйдут к партизанам.
Преследуя противника, партизаны заняли Нерчинский Завод и многие станицы четвертого военного отдела.
В те дни Роман Улыбин побывал со своей сотней в шестидесяти населенных пунктах, и, когда обосновался на длительный отдых в станице Калгинской, сотня его насчитывала триста семьдесят человек. Точно так же разрослись и многие другие партизанские сотни.
Из вновь вступивших бойцов были сформированы еще четыре кавалерийских полка, а из двух захваченных у противника горных орудий создана первая партизанская батарея.