Давай никому не скажем

Такое поведение Стаса мне было только на руку и, хоть признаваться в этом было стрёмно даже самому себе, в глубине души надеялся, что пока мы в жёстких контрах, спор каким-то волшебным образом рассосётся. Не было и дня, чтобы я не обматерил себя последними словами за тот необдуманный поступок. Месяц неумолимо приближался к концу, и я заведомо знал, что проиграю. Перспектива выставлять себя перед всей школой треплом не грела, но и выигрывать, только для того, чтобы кому-то что-то доказать, я больше не хотел. Слишком сильно всё изменилось с того злосчастного вечера.

— Чего там у тебя? — Бес прислонился плечом к оконному стеклу на летней кухне и, чиркнув спичкой, закурил.

— Короче, мне деньги нужны, — выдал без предисловий.

— Деньги всем нужны, — усмехнулся он, выдыхая сизое облако.

— Мне много нужно, и срочно.

— Когда?

— Сегодня.

— И сколько?

Нашарил в кармане куртки клочок бумаги Яны и протянул Бесу. Света из комнаты едва хватало, но он всё-таки разглядел нацарапанные красной ручкой цифры. Отдал обрывок мне обратно, и молча затянулся, вглядываясь в черноту ночи за окном.

— Мне не вся сумма нужна, кое-что у меня есть. Часть могу возместить часами, — приподнял рукав и обнажил запястье с подаренными дедом "Swatch" на шестнадцатилетие. Бес безразлично мазнул взглядом по моей руке, и снова уставился в окно. — Настоящие, швейцарские. «Ямаха» есть, можно выгодно толкнуть, приставка…

— Ну ты же понимаешь, что у меня не ломбард.

— Понимаю, но больше мне спросить не у кого. К отцу я с этим не пойду, исключено. Я всё верну. На меня дачный участок записан, как восемнадцать стукнет — продам, рассчитаемся.

— Вляпался куда-то? — поинтересовался Бес, оторвавшись наконец-то от созерцания мутного стекла.

— Не я… — рассказывать правду не хотелось, да и надеялся, что Бес, в свойственной ему манере не лезть в чужие дела, не станет допытываться. Он и не стал, внимательно так посмотрел, и как будто всё понял.

— Понятно, — выдохнул он, и выкинул окурок в форточку. — Ладно, тут жди.

Дойдя до конца летней кухни, скрылся за занавеской.

Неужели он хранит такую сумму здесь? Да тут каждый день столько сброда шастает. Поистине бесстрашный малый.

Не было его долго, минут пятнадцать, я уже порядком устал, залипая на ходу, а размеренная болтовня и тихая музыка из открытой комнаты только убаюкивали.

О металлическую штангу звякнули кольца занавески, Бес вышел на веранду, держа под мышкой пыльную банку огурцов. Подойдя ближе, извлёк из кармана свёрнутую пополам увесистую пачку потрёпанных купюр.

— Я быстро верну, ты же знаешь, не кину.

— Меня ещё никто не кидал, — Бес поставил банку на стол, и протянул вырезанную из велосипедной камеры чёрную резинку. — Перевяжи, так надёжнее.

Стараясь не думать о том, каким способом он раздобыл столько денег, положил пачку во внутренний карман куртки. Приятная тяжесть грела душу. Завтра Яна перестанет плакать, разве может быть сейчас что-то важнее этого?

Попрощавшись с Бесом, вышел в холодную звёздную ночь, искреннее надеясь, что все плохие парни сегодня сидят по домам, потому что ввязываться в разборки сейчас не было ни сил, ни желания. Да и ломать носы с такой суммой в кармане вдвойне обременительно.

Добравшись до дома, к счастью, без приключений, уснул, едва уронив голову на подушку.

В семь десять утра следующего дня, спрятавшись в запутанных ветвях стремительно желтеющей акации, дожидался, когда на работу уедет Селиванова. Я точно знал, что рабочий день у неё сегодня с восьми, потому что в восемь у Инны Михайловны начинался урок химии у 11 «Б». Урок, который я благополучно прогуляю.

И действительно, спустя пять минут распахнулась дверь, и химичка торопливо засеменила к автобусной остановке. Едва она скрылась с глаз, я покинул своё убежище и, не привлекая внимания, юркнул в подъезд.

— Инна, это ты? Ты что, ключи забыла? — раздался голос Яны и, дважды повернув вертушку замка, она открыла дверь. — Ян? Но… ты что тут делаешь? — округлила глаза и, выглянув на площадку, быстро затащила меня за руку в прихожую. — Ты почему тут?

Я не мог сдержаться. Сгрёб её в охапку, такую тёплую, в коротком халате, с соблазнительными голыми коленками. Прижал к стене, впился в губы, не давая что-то сказать, что-то предпринять. Хотя она и не пыталась: обмякла, не оказывая никакого сопротивления, скорее наоборот, с жаром отвечала на поцелуи, исследуя под расстёгнутой курткой мою напряжённую спину.

Не знаю, чем бы всё это закончилось, но противный свист чайника испортил всю малину.

— Чай… будешь? — приходя в чувства прошептала она, одёргивая полы халата.

— То есть, мне официально можно не ходить на урок?

— Как будто если я скажу, что нельзя, ты послушаешься, — улыбнулась, скрываясь на маленькой кухне.

Зазвенели чашки, на стол посыпались разносолы: какие-то бутерброды, печенье, а я сидел и как озабоченный смотрел на её стройные ноги. Тонкий шелк едва прикрывал бёдра, и я материл себя последними словами, заставляя перевести взгляд и сконцентрироваться на чём-то другом.

Мы пили чай, а я продолжал думать только о том, как снимаю с неё этот халат.