De Aenigmate / О Тайне

Итак, в «водораздельную эпоху» в тугой узел, а точнее, в несколько взаимосвязанных причинно-следственных узлов сплелись разнообразные и многоуровневые проблемы, адекватная оценка которых по объективным и субъективным (системно-историческим) причинам и их последствий оказалась не под силу большинству политиков (это существенно отличает возникновение Первой мировой войны от возникновения Второй, когда несколько гроссмейстеров мировых шахмат более или менее адекватно оценивали ситуацию, просчитывали последствия, хотя не до конца и не без ошибок). Что же касается кануна 1914 г., то с определённого момента каскадный характер и развитие событий приобрело собственную динамику, мало завися уже от действий большинства лиц и правительств. 30 июля 1914 г. Бетман-Гольвег мог лишь констатировать: «Руководство событиями уже утеряно, и камень покатился». Через день наступило 1 августа, и армии пошли друг на друга.

VII

Выше много сказано о социально-экономических, демографических, внутри- и внешнеполитических условиях и предпосылках войны, которые подвели Европу к рубежу войны. Однако сами по себе предпосылки и условия не являются причинами; как минимум, не являются причинами главными, первого ряда. Они не суть силы, а ведь только сила могла заставить Европу пересечь военный рубеж, причём сила организованная и настолько мощная, чтобы навязать свою волю, используя при этом и средства государства, не подчиняя себя последнему. Иными словами, речь идёт об особом социально-историческом субъекте, использовавшем системные факторы и предпосылки и ставшим — вместе с ними — движущей силой исторического процесса, реализующего определённые интересы.

Подробно вопрос о том, как политэкономия и логика капитализма как системы вообще и особенно её генезиса порождает закрытые наднациональные структуры мирового согласования и управления, разобран мной в работе «De Conspiratione: Капитализм как заговор»

Т. 1. 1520–1870-е годы»[522]

. Поэтому здесь лишь вкратце отмечу следующее. Почти с самого начала возникновения капитализма наряду с капиталом и государством существовал третий субъект системы, созданный ею в той же степени, в какой он создал её, — закрытые наднациональные структуры мирового согласования и управления. По мере развития капсистемы роль, могущество и значение этого субъекта постоянно возрастали. При этом сами структуры, о которых идёт речь, — конспироструктуры, не оставались прежними — они менялись в соответствии с историческими обстоятельствами.

Довольно долго господствующей формой организации конспироструктур были масонские ложи. В XIX в. к ним добавились организации карбонариев, тем не менее «мейнстрим» оставался масонским, а само масонство в большей или меньшей степени контролировалось британскими ложами, капиталами, государством и спецслужбами — короче говоря, «коварным Альбионом». Собственно, кардинальное изменение доминирующей формы организации конспироструктур в конце XIX — начале XX в. связано с изменением положения Великобритании в мировой системе, со стремлением её финансово-аристократической верхушки не допустить ослабления своих позиций в мировой олигархической пирамиде. Никто не отменял масонство, оно прекрасно существует до сих пор, пронизывая и новые формы конспироструктур и влияя на исторический процесс, однако оно не является ни доминирующей, ни тем более единственной формой коспироструктур. Именно в конце XIX в. стали оформляться новые формы этих структур. Этими последними британская верхушка стремилась компенсировать ухудшение своего положения, нарастающие проблемы Великобритании в связи с конкуренцией со стороны Германии и США и ответить на угрозу национально-ориентированных конспироструктур Второго рейха. Сама же эта ситуация, потребовавшая организационно-исторической компенсации и вызвавшая к жизни новый тип конспироструктур (Первая мировая война была их моментом истины, проверкой на реальность рождения), была порождена британско-русским соперничеством, на обострение которого британцы пошли сразу же после окончания наполеоновских войн, — «нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся». Или, как говорят англосаксы, «каждое приобретение есть потеря, и каждая потеря есть приобретение».

VIII