De Profundis

Стелла подавила горькие рыдания. Чутье ее не обмануло. И жуткая уверенность поселилась в ней теперь, что Маризы и ее родителей нет в живых. Джеки с отцом их убили. Ничто из найденного не доказывало это точно, но она это знала. Каждая жилка ее существа была в этом убеждена. Но ее детский ум не мог вообразить того, что произошло до убийства; Мариза была изнасилована, и человек, который это сделал, продолжал утолять свои фантазмы с взятой у нее вещью. Стелла это не вполне понимала, но чувствовала. Она положила все на место, закрыла шкаф и вернулась в кухню. Джеки все еще не было. Она вышла и направилась в хлев сказать отцу, что ей надо домой и она еще зайдет.

Она не могла молчать; ей необходимо было рассказать о том, что она видела, матери. Стелла знала теперь, что та в опасности в присутствии Джеки. Он мог сделать с ней то же, что сделал с Маризой; по его взглядам и жестам иной раз было видно, как он ее хочет. И Стелла догадывалась, что фермер, быть может, совершил с Маризой то, чего не смел сделать с Роксанной. Чего он вообще не мог сделать ни с кем. Стелла понимала, что одиночество – источник страдания, такого острого, что оно порой толкает людей на худшее в отношении других и в отношении самих себя. Ее мать тоже была одна слишком давно. Но ведь могла бы и не быть. Она была красива, нравилась мужчинам. Стелла ловила взгляды, которые бросали на нее в деревне. Просто Роксанна не хотела мужчины. Она часто говорила, что ей надо одного – чтобы ее оставили в покое. Это была неправда, но Роксанна не хотела этого знать. Джеки же отдал бы жизнь за самую малость любви. Несмотря на ужас, который он ей внушал, Стелла невольно испытывала к нему жалость.

За ужином она все рассказала Роксанне. Та сперва вспылила, по своему обыкновению. Внезапный гнев, яростный и без определенной причины; она так же злилась на Стеллу за рассказ об этих ужасах, в которых, может быть, и не было ни слова правды, как и на Джеки и его отца, возможно, их совершивших; она злилась на весь свет за его безобразие. Потом она успокоилась и расспросила дочь, а убедившись, что та не бредит, села и обхватила голову руками. Стелла говорила правду, приходилось ей поверить, потому что и у нее давно были сомнения насчет двух фермеров; Джеки порой приводил ее в ужас, и его присутствие становилось невыносимым. Что же делать? Такими вещами занималась теперь только армия. Уже давно никого не сажали в тюрьму за неимением финансирования. Приговоры выносились наобум, а два года назад была вновь введена смертная казнь. Будет пародия на суд, решение вынесут в два счета, Джеки и его отца расстреляют военные, и дело закроют. Ей надо было подумать. Она не могла прогнать из головы мысль, что Джеки – единственный, на кого она может рассчитывать в случае чего. Марсель и Лизетта слишком стары. Потерять Джеки значило потерять главного союзника, случись нужда. И в конце концов, может быть, зря она опасается. Джеки испытывал к ней настоящую нежность, а она всегда умела держать его на почтительном расстоянии. Не стоит принимать поспешных решений. Это может подождать.

Сказать по правде, несмотря на чудовищность рассказа Стеллы и напрашивающиеся из него выводы, Роксанна и думать забыла о Джеки и его старом мерзавце-родителе уже назавтра. Мысли ее были заняты тем, кто сумел-таки с ней познакомиться. С тех пор как он «потрогал» ее во второй раз, она жила только ожиданием вновь ощутить это, невероятную эту ласку, давшую ей много больше, чем просто сексуальную утеху. Это прикосновение было ей отрадно в самой глубине ее существа. Это была близость, братство, доброта, в которую она давно уже перестала верить, если вообще верила когда-нибудь. Конечно, в иные дни и особенно утром эта история казалась ей бредом, и она пророчила себе прямую дорогу в психушку. Но когда наступал вечер, в ней вновь просыпалась надежда на его появление; она призывала его из глубины души, не знала, как выразить свое согласие, свою готовность. Но ее ожидание всякий раз бывало обмануто. Ничего не происходило. Не было больше в спальне этого едва уловимого движения воздуха, всегда говорившего о «его» присутствии. Почему он больше не приходит к ней? Что она сделала, что сказала, чем его обидела? Или она уже наскучила ему?

От каждого из этих вопросов у нее холодок пробегал по спине; она ведь обращалась к привидению, призраку, лишенному плоти, к чему-то, чего «не бывает» в ее мире. Он должен был появиться снова, хотя бы для того, чтобы доказать ей, что она не сошла с ума. Роксанна всем нутром боялась безумия. Женщины из ее семьи болели Альцгеймером и другими подобными недугами, и некоторые в раннем возрасте. Она предпочла бы умереть, чем походить на этих женщин с тупой улыбкой, вдруг превращавшихся в бешеных зверей. Сейчас, когда она обращалась к нему в тишине спальни, перспектива стать одним из этих жутких созданий не давала ей покоя. И чем дольше она с ним говорила, тем яснее чувствовала, что подтверждает диагноз, который сама себе поставила.