А у Ремезова в Кунгуре были свои открытия. В старых сундуках Дома Воеводы он отыскал удивительный документ – ещё одну хронику похода Ермака. Кто её автор – неизвестно. Ремезов сложил листы пополам и спрятал летопись в свою сумку: всё равно в Кунгуре она никому не нужна. А в окрестностях города Ремезов обследовал огромную Кунгурскую пещеру. Кривые проходы и полости пещеры источили недра Ледяной горы на берегу реки Сылвы. Узкий вход, даже летом заросший льдом, укрывался за валуном под известняковой стеной. Ремезов протиснулся через шкуродёры карстового подземелья и, подняв факел, осмотрел таинственные гроты со сталактитами и сталагмитами. Обмерив «палаты» верёвкой, Ремезов начертил первую карту пещеры. Через двадцать лет после Ремезова Кунгурскую пещеру исследует и Василий Татищев; он первым объяснит процесс происхождения пещер.
Но чудеса «кунгурской посылки» ещё не закончились. На обратном пути в Тобольск, уже в июне, Ремезов свернул к Писаному камню на реке Ирбит. Этот невысокий утёс был покрыт доисторическими рисунками – «древних лет чюдским письмом», как потом прокомментирует Ремезов. Полустёртые человечки, «палка-палка-огуречик», размахивая ручками, по стене скалы бежали за смешными угловатыми оленями. Ремезов скопировал некоторые изображения, а дома перенёс их в свою «Служебную чертёжную книгу».
Четыре быстрых месяца «кунгурской посылки» Семёна Ульяновича Ремезова охватили всю историю Сибири от петроглифов до горных заводов. «Кунгурская посылка» заложила основу жизни промышленного Урала и собрала столько загадок, что иные и до сих пор не разгаданы.
Железоделатели
Сибирь нуждалась в железе. Топоры, косы, гвозди, ножи, сабли, ружья, подковы – без всего этого новую землю не освоить. Но железо, которое везли в Сибирь из Москвы, оказывалось дороже золота. Поэтому жители новых слобод сами начинали искать месторождения руды и выплавлять металл.
Обычно немудрёные крестьянские производства состояли из рудных ям, домниц и кузниц. Домница – одноразовая плавильная печь, эдакий глиняный термитник, куда закладывали руду вперемешку с углём, поджигали и для жара закачивали воздух. Когда уголь выгорал, домницу ломали и доставали крицу – бесформенный слиток «сырого» железа. В кузнице крицу снова нагревали и перековывали в хорошее железо, удаляя шлак ударами молота.
В России работа кузнеца стоила не слишком дорого, и на ней никто не богател. А Сибири повезло: железный товар можно было менять инородцам на пушнину, и дело сразу становилась сверхприбыльным. По преданию, за простой чугунный котёл давали столько соболей, сколько их в этот котёл влезало. Поэтому, например, Демидовы будут метить своё железо клеймом «старый соболь»: железо – это соболя, это валюта. И в слободах Зауралья быстро появились кузнечные артели – бригады железоделателей, которые могли прокормить себя одним лишь ремеслом, без землепашества.
Первое рудное месторождение за Уралом в 1622 году нашёл кузнец Невьянского острога Богдан Колмогор. Остроги, слободы и монастыри Урала и Сибири начали обзаводиться своими железоделательными предприятиями – «мужицкими заводиками». В 1630 году на речке Нице появилась даже Рудная слобода. К концу XVII столетия таких «заводиков» было уже около сорока штук. В 1697 году дьяк Андрей Виниус, глава Сибирского приказа, провёл «испытание» уральской руды и заключил, что уральское железо не хуже «свейского» – шведского. Виниус предложил Петру строить заводы на Урале. В 1699 году на месте «мужицкого заводика» Невьянской слободы был основан Невьянский завод, а на месте Железянского заводика Далматовского монастыря – Каменский завод. Это были первые горные заводы державы.
Горные заводы разительно отличались от «мужицких заводиков». Здесь главной движущей силой была сила падающей воды, а не ручной труд. Для горного завода на какой-нибудь небольшой реке сооружали большой пруд. Под его плотиной строили цеха. Вода из пруда шла на водобойные колёса, которые приводили в действие все заводские механизмы: воздушные насосы доменных печей и хвостовые молоты для дробления руды или отбивки криц. В первую очередь заводы изготовляли пушки для армии Петра, но и о гвоздях и топорах не забывали. В 1717 году «мужицкие заводики» были запрещены, чтобы не отнимали у горных заводов местный рынок железных изделий.
Поначалу дела у горных заводов шли плохо, и Пётр (опять же по совету Виниуса) передал Невьянский завод в руки тульского заводчика Никиты Демидова. Никита отправил на Урал сына Акинфия. Акинфий наладил дела, завод принялся ковать прибыль для демидовского кошеля, однако батюшка Никита не поверил в перспективу сибирской промышленности. Акинфий уговаривал батюшку лет десять. Лишь в 1716 году Никита дозволил основать второй родовой завод. К 1725 году Акинфий построил ещё четыре завода.