Дедка за репку, бабка за дедку…

— Что же ты, Йона, о дереве одном печалишься, даже смерти себе просишь. А что же ты тогда на меня злобствуешь, что я город не разрушил, что народ не погубил? Это всего-навсего дерево, а там люди, сто двадцать тыщ человек, да и скотины сколько разной! Что же ты об этом не подумал-то? Скока, говорит, злобы в тебе, дурень эдакий, да и разума-то совсем нет из-за этой злобы. Не так ты жить должон. Вот и задумайся теперь, как ты будешь жить дальше.

Вот так всё и произошло.

— А чем сказка-то кончилась, ба?

— А вот этим она и кончилась. А теперь — спать! Утро вечера мудренее.

Два брата

И сказал Господь Моисею, говоря: войди,

скажи фараону, царю Египетскому, чтобы

он отпустил сынов Израилевых из земли своей.

Исход (6:10–11)

В некотором царстве, в некотором государстве, словом, почти за углом в этом городе, почти рядом в другом городе, а лучше сказать — в деревне, по названию Дубки, прямо почти по соседству, в одном и том же доме, жили-поживали некоторые очень даже близкие родственники: отец Савва и два его сына, Глеб да Борис. Мать их давно умерла, оставив на руках Саввы двух малолетних сыновей, десяти и двенадцати лет. У сыновей к этому времени, о котором сейчас говорится, были уже свои семьи со своими детьми, которые Савве, конечно, приходились тоже не чужими, а, словом сказать, даже внучками и внуками. Самый любимый из сыновей у Саввы был Глеб, старшенький из них. Почему? А вот это неизвестно, любимый и всё. Может быть, даже и сам Савва на такой вопрос не смог бы ответить, даже самому себе. Борис крепко обижался на отца за такой выбор и прочно и постоянно не любил своего брата Глеба с его чадами и домочадцами, даже, можно сказать, ненавидел, но, следует сказать, по-родственному ненавидел. Так и жили они одной семьёй, потому что деться им было некуда. Земля-то одна, и раствориться на ней весьма непросто, особенно — пока зависим от кого-то другого, от отца, например, да и от общего хозяйства.

Потом Савва решил выделить сыновей из общего хозяйства, о чём они и сами его давно уже просили. Выделил он каждому из сыновей поровну от всего, что у них в семье имелось, построили два одинаковых кирпичных дома каждому из сыновей: Борису — в деревне Березёнки, что на восток по дороге из Дубков, а Глебу — в деревне Ольховка, что на запад по дороге из Дубков, которая проходит через сравнительно широкую речку Невесёлку. Плодитесь, говорит, и размножайтесь, умножайте своё имущество.

У Бориса, младшего-то, сразу как-то занялось всё хорошо: другие детишки пошли один за другим, урожаи со своего поля собирал хорошие. Зерновые, бывало, что и сам-5, а то и сам-7, а то и побольше, в урожайные-то годы. Скотинка водилась разная и приумножалась, так что своих рук уже и не хватало, чтобы со всем управиться. Жди, пока мелкота-то подрастёт. Ведь человеческая ребятня не так скоро подрастает, как, например, скотская.

А вот у Глеба как-то всё занялось не очень складно. С детишками-то он, положим, не отстал от Бориса, а с хозяйством пошли некоторые проблемы, которые не позволяли его семье жить так же прочно в этой Ольховке, хотя бы и в кирпичном доме, как семье его брата в Березёнках в таком же точно кирпичном доме.

Савва очень печалился о житье Глеба, но особенно помочь ничем уже не мог: при разделе имущества он почти всё раздал сыновьям, а себе оставил только что старый дом, да и ещё по-малости кое-что, на дожитие. Помочь он мог только дельным и умным советом на основе своего богатого жизненного опыта.

Через некоторое время Глеб обратился к отцу, помоги, мол, чем сможешь. Но чем Савва мог помочь? Пошёл он к сыну Борису за помощью, поделись, мол, по-братски, с братом-то. Но Борис, как человек хозяйственный, предложил такую помощь: чтобы Глеб со своей семьёй и остатками хозяйства нанялся к нему в дом на десять лет, что, мол, заработают, то их и будет. Кормить, сказал, я буду их всех хорошо. Будут хорошо работать, то будет у них постоянно хлеб, молоко и мясо. Голодными не останутся. А через десять лет он выделит Глебу часть хозяйства, что они заработают.

Подумали, подумали Савва с Глебом, крепко подумали, да и решили: пошла семья Глеба к Борису в указанную договорную как бы кабалу. Всё это, их договор, они оформили у нотариуса, у каждого на руках такая бумажка имелась.

Так прошло пять лет. Борис своё слово держал крепко: кормил-поил хорошо, на столе у семьи Глеба было то же, что и у семьи Бориса. Да они, впрочем, стол-то и не делили на «мой-твой», вместе и питались, всей большой семьёй. Словом, хлебали из одного котла.

Хозяйство Бориса приумножилось, да и семья Глеба оказалась работящей. Но сам Глеб был очень недоволен таким положением: Борис богатеет его трудами, как он думает, а сам Глеб ничего не имеет, кроме крыши, одежды да кормёжки, да того ещё кирпичного дома в Ольховке. Хотя, правда, сказать к слову, как говорилось и в народе их деревенском, кормёжка и одежда в семье Глеба от Борисовой семьи ничем не отличались.