Дедушка

Я живу между Вьетнамом и Европой. Строительство «Деревни Юности» завершено, и все-таки я хочу расширить возможности приема, прикупив соседний участок земли. И работы разгораются с новой силой, с удвоенной энергией. Параллельно с этим моя организация приступает к регулярной доставке молока для детей сиротского приюта и больниц Хошимина, финансирует рытье артезианских колодцев в деревнях в глубинке страны, призывает голосовать за внесение в бюджет страны статей, предусматривающих финансовую помощь пенсионерам и ветеранам войны, чтобы они могли развивать собственное хозяйство, выплачивает стипендию двумстам студентам университета в Даклате, северо-восточном пригороде Хошимина. Мы потрясены разрухой в детских больницах и скудостью медицинского оборудования, и мой фонд, с привлечением пособия, присланного из Франции, финансирует восстановление Первой и Второй детских больниц в столице и устройство в них операционного и реанимационного залов. Наконец, я решаю должным образом отблагодарить мадам Хоа, профинансировав модернизацию Го Вап, где были и Флориан с Май. С согласия властей там поменяли все внутреннее убранство, заново покрасили стены, завезли новую мебель. Кутюрье занимаются формой одежды для маленьких пансионеров. Чтобы им было где играть в сезон дождей, построили крытые внутренние дворики.

Я делаю то, что я чувствую, то, что бередит мою душу. Я не занимаюсь расчетами. Я спешу помочь.

Как говаривал Пикассо, я не ищу — я нахожу.

Новое путешествие в Хошимин с Гаэлем, Флорой и Май, которой уже два с половиной. Флориан ему двадцать месяцев — остался во Франции. А мы приехали, чтобы забрать Димитри из сиротского дома, который содержит «Земля людей».

Димитри. Моя первая встреча с Димитри как в любовном романе — я сразу поняла, что это он, именно он, новый ребенок, который будет жить в лоне нашей семьи. Брошенный трехдневным младенцем, он ничего не знал об этом мире. Малейший шум, пролетевшая под окошком его комнаты птица, порыв ветра, зашуршавший в кроне древа, гул автомашины вдалеке, казалось, завораживали его. Протыкая пальчиком воздух, он удивлялся любой малости, словно чуду, и удивленные «О!», слетавшие с его губок, были для меня музыкой столь нежной, что я немедленно решила взять его под крыло. Вот почему, после того как его обследовали в Фонде Карпентьера в Сайгоне, мы приехали забрать его с большой помпой. Ему было пятнадцать месяцев, он не хотел ходить, только хватался за меня, словно утопающий за буёк. «Ру…ку», — только этим словом он и баловал меня еще много месяцев. И я протянула ему руку.

Вот моя жизнь. Попав на ее пир, я делала все что могла и считала должным для себя. Иногда хорошо, иногда плохо.

«Когда под рукой нет голубого, я кладу красное», — говорил Пикассо, мой дедушка.

Ну а мне пришлось использовать все цвета, какие предлагала судьба. Некоторые были основными, другие — вспомогательными. Были и тона, и полутона, и надеюсь, дети мои не осудят то полотно, в которое сложилась моя жизнь, когда повесят ее в картинной галерее своей памяти.

Гаэль позвонил мне из Лондона. Он ждет меня на следующей неделе.

Флора и ее жених Арно приедут повидаться со мной завтра, позаботившись о своих лошадках в Центре коневодства в Мужене.

Флориан — ему одиннадцать с половиной — весь в занятиях дзюдо. Этим утром он рассказал мне о своих планах на будущее. Он станет поваром, а если у него не получится — командиром эскадрона спецслужб.

Двенадцатилетняя Май будет преподавателем французского или кинозвездой.

Димитри, ему десять, станет летчиком, но еще и архитектором — это в те дни, когда «Эр Франс» будет объявлять забастовку.

Пять часов вечера. Солнце садится за островами Дерен.

Мне хорошо. Как мне хорошо.