Я же пошел к свече и, чиркнув металлическим колёсиком по кремню, снова вернул теплоту и свет в комнату мертвеца. Пламя больше не колыхалось, не коптило чёрным дымом. Я взглянул на покойного и увидел, что камней на глазах нет. На его щеке осталась тоненькая полоска от слезы. Это явление не столько удивило, сколько успокоило меня. Я убедил себя в том, что отец провел ритуал, и теперь душа деда на небесах плачет от радости. Прогоняя мысль о том, что они поменялись телами через глаза и эти проклятые камни, я еще пытался найти аргументы и усмирить свою фантазию, но, почему-то выходя из комнаты, произнес:
– Прощай, отец.
Я и сам удивился своей оговорке. Этот вопрос: «Почему я попрощался с отцом, а не с дедом?» – еще долго донимал меня. Всю дорогу до кладбища и на поминках я думал и приходил к выводу о подмене, но всё еще сомневался, пытался обмануть себя.
Вскоре наступил момент, который разорвал все мои хитросплетённые паутины лжи и, словно осенний ливень, отрезвил и привел меня в мир холода и страха. После поминок я сидел на качелях, расположенных возле нашего кирпичного домика, у кустов черёмухи. Качели были сделаны из плотной верёвки и длинной палки, отшлифованной наждачкой. Отец давно смастерил их для нас с братом. Так вот, когда я качался, калитка отворилась, и я увидел знакомый профиль. Походка отца расставила всё по своим местам. У деда всегда болела правая нога, и он как бы волочил ее за собой. Как и все старики, дед склонял голову под тяжестью возраста и немощи. Часто он посмеиваясь говорил: «Я просто уже одной ногой в могиле». Отец же всегда ходил прямо, с высоко поднятой головой, нес свое тело быстро и гордо. И тут, когда в калитку зашел этот сгорбленный, волочащий здоровую правую ногу, человек, я вслух произнес: