Дедушкины сказки

– На мышей не похоже, кошка чья-то забрела?

Авдотья подошла к печке, с трудом поднялась на приступок.

– Кого еще Леший занес?

Раздался веселый смех. Она не испугалась. Годы это чувство притупили.

– Брось баловаться, выходи, – сказала строго.

– Хитренькая, я выйду, а ты меня веником.

– Это за что же веником?

– За проделки.

– Какие проделки? Да кто ты?

– Я Домовой.

Авдотья за всю свою долгую жизнь еще не видела домовых, хотя разговоры о них слышала не раз. В прошлое лето у Архиповны завелась какая-то нечисть. Хлебнула она с ней горюшка. Сначала куры перестали нестись, потом молоко у козы пропало, под самую осень рухнула крыша над сенями. Хорошо, дочка сжалилась, взяла к себе, а то бы не дождалась весны в своей халупе.

– Что же ты делаешь на печке?

– Кирпич вытаскиваю.

Авдотья опешила. Хорошее дело, остаться к зиме без печки. Она хоть и старая, но все же грела.

– Ну и как кирпич, поддается?

– Скажешь тоже, он еле-еле держится, ты глянь!

Чего уж глядеть, она и без этого знала, что печку давно надо было перекладывать. Кое-как подлатала летом, подмазала, думала, зиму простоит.

– Раз поддается, тащи.

– Это как, тащи?

– Как умеешь.

– Так не пойдет, меня ругать надо.

– Я и ругаю. Раз взялся за кирпичи, будь добренький, таскай.

– Не буду.

– Придется веник грязный брать.

– Веник? Да я эти кирпичи так заделаю, что ни в жисть не стронешь с места.

– А я тебе глины не дам, она у меня, еще летом припасена и лежит у крыльца.

– А я стащу.

– Попробуй, скоро веник возьму.

Авдотья опустилась на пол, оделась и пошла в огород. Вернулась часа через два. Новенькая печка красовалась на месте прежней.

– Вот хорошо, какой умница, весь пол глиной заляпал.

С печки на пол соскочил небольшой Домовой. Росточком он был чуть больше кошки, ходил на задних лапах, смешно волоча хвостик по полу. На голове у него торчало несколько волосиков, да блестела маленькая лысинка. Юркие глазки метались туда-сюда, а руки постоянно ощупывали мохнатое тельце.

– Ты ненормальная старушка, – взвизгнул он, – За такой пол в любом доме веником отхлестали бы, понятно?

– Это ты ненормальный домовой, – ответила Авдотья, – Я тебя угощу пряником за это.

Она порылась в комоде, но пряников не нашла. Обернулась, а пол сиял давно забытой желтизной.

– Ах ты противный, а я еще хотела дать ему пряников, домовой весело хохотал за печкой.

– Пойду, погляжу, не распилил ли кто дрова? В последнее время хулиганы покоя не дают, зазеваешься, а они их распилят и уложат в поленницу.

Во дворе она остановилась у дров и громко проговорила:

– Вот хорошо, пусть всю зиму лежат, радость-то какая. Не успела зайти в дом, а уж завизжала невидимая пила, заухал колун.

Так они с тех пор и начали жить. Бабушка нарочно ругается, а домовой исправно делает все дела.

Сидит Авдотья вечером у окошка, а поговорить хочется. Чувствует, домовой за ней присматривает.

– Ох, и не люблю, когда со мной кто-нибудь разговаривает.

– А я нарочно буду говорить, – проворчал он с печи.

– Вот уж я тебе поговорю, безобразник!

Впервые за многие месяцы Авдотья вела неторопливую беседу. О чем только ни шел их разговор! Вспоминали прошедшие годы, суровую войну, голод, хлеб из семян лебеды и горсти муки, ушедших родных и знакомых.

С этого вечера жизнь одинокой старушки совсем преобразилась. Не тяготило одиночество, в избе порядок, на дворе и огороде – тоже. Не пугала надвигающаяся зима, время года, которое она особенно не любила. Постоянно не хватало сухих дров, а скудные запасы экономились за счет тепла, которого и без этого не достает в старости.

Летели дни, обильный снегопад укутал землю. Авдотьин домик поражал редких деревенских прохожих расчищенными тропинками, опрятностью, которая не свойственна усадьбам одиноких старушек.

Домовой управлялся со всем ловко и быстро. И откуда сила и сноровка бралась? Комочек серенький на вид, а поди ты!

Только стала замечать Авдотья, что погрустнел ее бесценный помощник. С каждым днем становился все печальней и печальней.

– Уж не заболел ли ты? – спрашивала она с тревогой.

– Не болеют домовые, – тихо отвечал он.

– Ну почему ты тогда такой?

– Я и сам не знаю, – говорит и отводит глаза в сторону.

Теплый ветер угнал зимнюю стужу на Север. Ласковое весеннее тепло одевало землю в свой ароматный наряд. Только не радовалась Авдотья теплу и солнцу. Уже неделю ее маленький помощник не вылезал из-за печи.

– Может, свежим воздухом подышишь? – спрашивала она.

– Мне все равно.

Осторожно взяла на руки, вынесла в сад, расстелила на влажную землю тряпку, положила домового.

– Умру я, наверное, – тихо произнес несчастный.

– Да что ты такое говоришь, ну как же так можно?

– Вроде бы, делал все назло, а силушки не набрался, – продолжал он, не обращая внимания на ее слова.

– Какай силушки?

– Домовые живут той силушкой, которую набирают озорством и шалостями.

– Ах, я безмозглая, выжившая из ума старуха, что же я наделала? Домовой, касатик, ненаглядный, обманывала я тебя. Вместо озорства, ты помогал по хозяйству. Поднимись, не слушай меня старую, озоруй, только не помирай.

Но некогда шустрые глазенки домового с тоской смотрели в голубое небо.