Деды

Вдруг растворилась дверь из кабинета — все невольно вздрогнули, вытянулись и замолкли. На пороге, опираясь на трость, появился император, за спиной которого виднелась фигура Аракчеева.

— Граф Илия Дмитриевич!.. Пожалуйте, приблизьтесь… Душевно радуюсь видеть вас! — громким голосом и со светлой улыбкой сказал государь, выходя на середину приёмной комнаты и протянув по направлению к графу свою правую руку.

Харитонов-Трофимьев, отдав глубокий поклон, почтительно выступил на три шага вперёд и, прежде чем принять поданную ему руку, хотел было, сообразно этикету того времени, преклонить перед монархом колено, но государь не допустил его до этого и быстрым движением предупредил склонявшегося старика.

— Нет, нет! Не так, граф! — быстро заговорил он. — Старые друзья не так встречаются… Обнимите меня.

И государь сам обнял и поцеловал графа Илию, глубоко потрясённого и растроганного таким неожиданным проявлением царской милости и внимания.

— Пойдёмте в мой кабинет, мы давно не видались, а мне есть о чём поговорить и посоветоваться с вами, — сказал император, приглашая Харитонова следовать за собой.

Кабинетная дверь наглухо затворилась за ними.

Аракчеев остался в приёмной и, подозвав к себе дежурного флигель-адъютанта, пошептал ему что-то на ухо с тем деловым видом, с каким обыкновенно передаются приказания свыше. Флигель-адъютант выслушал его с вниманием и озабоченно поспешил удалиться куда-то.

Встреча государя с опальным вельможей и приём, ему оказанный, произвели заметное впечатление на всех присутствующих.

— Однако! — с многозначительным видом исподтишка мигнул соседу один из сановников с портфелем, видимо, озадаченный происшедшей сценой.

— Н-да!.. — сквозь зубы и шёпотом процедил тот в ответ, раздумчиво закусив нижнюю губу. — Но только в каком же разуме надлежит понимать это?

— Да так и понимать, что сила, большая сила.

— И замечайте, даже его превосходительство Алексея Андреича не пригласил за собой…

— Поистине примечательно!

— И ведь никого ещё из самых приближённых не удостоивал публично такового приёма! Даже вопреки этикету. Н-да… А за какие заслуги, любопытен бы я знать, за какие подвиги? Что сделал? Чем ознаменовал себя?.. Вот и служи после этого.

— Тсс… осторожней: нас могут слышать.

— А пускай! Мне-то что! — с независимым видом слегка мотнул головой сановник. — Однако как бы узнать, где он пристал и когда принимает? — с некоторой озабоченностью заметил он после минуты раздумья.

— То есть кто это? — переспросил сосед.

— Да всё он же, граф Харитонов-Трофимьев.

— Хм… Во дворце, чай, знают; надо справиться. А почто вам?

— Н-н… да так… Всё же надо будет некоторый респект оказать ему, визит сделать, — пояснил чиновник, напуская на себя тон маленькой небрежности.

— Да, это не мешает, — согласился сосед, думавший в душе то же самое, — а тем паче в рассуждении сего приёма, — продолжал он. — Как знать, что может быть и как ещё обернётся фортуна!

Придворные более или менее разделяли всяк про себя и мнение, и ревнивое чувство двух этих сановников. Чем долее оставалась замкнутой дверь кабинета, тем более вырастало в их глазах значение графа Харитонова и тем настоятельнее сознавалась необходимому в предупредительном оказании ему всяческого «респекта». О чём беседовал с ним государь — это осталось обоюдной тайной, но беседа в замкнутом кабинете длилась более получаса, и когда наконец дверь растворилась снова, император вышел в приёмную, ласково положив свою руку на плечо графа.

— Готово? — мимоходом вскинул он вопросительный взгляд на Аракчеева.

Тот предупредительно метнулся в сторону и жестом пропустил мимо себя двух камер-лакеев, которые приблизились к государю, держа перед собой массивное серебряное блюдо. На этом блюде, сверкая алмазами, красовались орденские знаки.

— Поздравляю тебя кавалером ордена святыя Анны 1-го класса, — милостиво сказал государь графу Илие и собственноручно возложил на него звезду, а потом ленту.

— Я слыхал, у тебя есть дочь; ты, конечно, привёз её с собой? — спросил он после того, как Харитонов принёс ему благодарность за новый знак высокой милости. — Она должна быть представлена императрице, — продолжал государь, — и я укажу, когда сие должно будет исполнить.

— Благодарю, ваше величество, но заранее прошу для неё милостивого снисхождения, — заметил граф с глубоким поклоном. — Она у меня родилась и возросла в деревне одиноко, и для того опасаюсь, что обычаи большого света весьма мало ей знакомы.

— Это ничего; я поручу её такой особе, которая живо сообщит ей надлежащий лоск. А благополучно ли вы доехали, не спросил я ещё тебя? — продолжал государь.

— Как не надо лучше и спокойнее, ваше величество.

— А что, ординарец, которого я послал к тебе в провожатые, хорошо ли он исполнил свою обязанность?

— Офицер самый достойный и вполне расторопный, — похвалил граф Черепова.

— И ты, стало быть, остался им доволен?

— Как нельзя более, государь!

— В таком разе, коли угодно, можешь взять его к себе в личные адъютанты.