Дефиле в Москве

— Воды кадушку прінєсі, дура — крикнул Вань. — Садитесь, господа, — фальшиво улыбнулся до офицеров. — Литр спірта — три райхсмаркі, плюс закусь, вода, ну, то-другоє — для начала пять марок.

— А гривны пойдут?

— Е що лучшє, — обрадовался Вань. Остап дал ему пятигривневую синюю асигнацію. Вань долго рассматривал ее к свету и спросил наконец:

— А это кто, Богдан Хмєльніцкій? Он завєщал нам дружите, Россию с Украіной, то есть, а вы на нас напалі.

— Ето вы на нас напалі, — улыбнулся Остап, — вы напали на Украину еще в 1918 году, а теперь просто мы победили. Не повезло вам, старый. Ну, давай, наливай.

Настасья поставила на стол бутыль со спиртом, деревянное ведерко с водой, две алюминиевые кружки, металлическую миску с квашеной капустой, небольшую солонку с солью. Все.

— Прошу, господа, — приветствовал гостей Вань. Дмитрий с Остапом неловко взглянули друг на друга.

— Ты вот што, — сказал Дмитрий, — ты, Ваня, давай первый хильни. А мы потом.

— Что-то я вас не пойму, — удивился Вань, — или нет довєряєте, или угощаєте.

— Угощаєм, угощаєм, — успокоил его Остап.

— Ну, тогда другоє дело. — Вань взял еще один алюминиевый кружку, наполнил его до половины спиртом, встал:

— Ну, господа. Нєсмотря ни на што, — за русско-украінскую дружбу.

— А почему бы и нет? — согласился Дмитрий. — Пей, Ваня.

Ваня выпил спирт, зачерпнул воды из ведерка, взял пальцами немного капусты из миски, заел.

— Вилок, господа, ізвінітє, нет, прішлось продать, так что — руками.

Дмитрий и Остап вынули ножи с бросовым лезвиями, щелкнули предохранители, зловеще засверкали острия. Вань перестал жевать, Настасья ойкнула.

Остап улыбнулся, положил свой нож на стол, а Дмитрий клюнул своим капусту в миске. Вань нервно засмеялся.

Выпили спирта, запили водой, причем Дмитрий развел свой еще в кружке, а Остап потребил чистый. Ели ножами капусту. Выпили еще, а потом еще. Через некоторое время оказалось, что капуста очень вкусная, вода — холодная, спирт — хороший. Неразведенный, очищенный. Ваня — интересный, інтелігентний собеседник, а Настасья — красивая кокетливая дама, правда, немного таинственная, но это лишь добавляло ей шарма. Блоківська незнакомка.

— Настасья, садись возле меня, — вяло говорил Остап и пристально присматривался своими посоловевшими глазами к этой московской дамы. Глаза у Остапа, за трезвения серо-голубые, теперь стали блеклыми и пустыми, как у дохлой рыбы, а карие живые Дмитрию глаза заблестели и налились кровью.

— Садись, Настасья, а, — заговорил по-русски и Дмитрий.

— Я стєсняюсь, — глазки строила из-под платка, натянутой на лоб, Настасья.

— Знаешь, Дмитрий, я во Львове был тоже Настасью, — рассказывал покрасневший Остап, забыв уже про московку. — Скорее, она — Настя, имеет очень красивые сиськи, круглые и высокие, она закончила школу госпожи Алины с отличием — это такой вуз, готовит очень висококлясних профессиональных шлюх, то эта моя Настя в любощах имела квалитет, глупая и вместе с тем была, как пробка. Я, Митре, знаешь, натура поэтическая, эту руку видишь?

— Вижу, — мрачно ответил Дмитрий. — И я такую же имею, ну и что?

— Нет, — возражал Остап, — у тебя не такая. Ты своей что делаешь?

— Как что?

— Ну что, москалей режешь?

— Ну вот, опять против москалєй, чєрті, — добродушно вмешался Вань, — а пили за дружбу.

— Ну, врагов режешь, — исправился Остап.

— Врагов Неньки Украины и Матушки России, — специально для Ваня добавил Дмитрий. — Вот.

— Вот я и говорю — ты своей десницей мос… врагам глотки режешь…

— Режу, потому что есть за что, — сказал Дмитрий.

— И я режу, — категорично заявил Остап, — но еще и этой рукой стихи пишу.

— А я вот на балалайкє, — не выдержал Вань.

— Итак, я натура поэтическая, — зігнорував Ваня Остап, — и в перерывах между оргазмами…

— Вань, а Вань, а что такое оргазм? — спросила нервным шепотом Ваня Настасья.

— Молчі, дура!

— Я, Дмитрий, когда лежу с любовницей после того, люблю стихи читать — Антоныча, Ольжича, Маланюка, порой свои… попытки… поэтому раз с этой Настей, что имела диплом с отличием от госпожи Алины, лежим после всего, и я начал читать что-то модерное, а она как схватится — Остап, мол, тебе плохо, что тебе льда принести?! Я тогда кое-что понял. Митре, знаешь, там про свиней перлини, принеси, кажу, сифон, лед и бутылку рома. Принесла, выпили мы, и от того времени я между оргазмами пью ром и сельтерскую воду, или коньяк, но никогда не пью вино и не читаю курвам стихов.

Выпили еще спирта, доели капусту. От голода опьянения уже не приносило эйфории, а возбуждало какую-то непонятную ярость.

— Настасья, садись ко мне! — крикнул Остап. Дмитрий вышел на улицу, было уже темно, серо, сыро и гнусно. Надо виблювати, подумал, потому что останемся навеки в этом Ваня, надо хоть немного протрезветь. Рвал изо всех сил, засунув два пальца в горло.

Когда Дмитрий зашел к бараку, Настасьи не было, а Остап с Ванем, обнявшись, цокались алюминиевыми кружками.

— Где Настя? — спросил Дмитрий.

— Пошла за курвами, — ответил честный Остап.

— Не понял что-то, кто заказывал?