Дефо

Монмут оказался в оппозиции, тут Дефо и увидел его на ипподроме под Элсбюри. Положение отверженного (почетного отверженного!) не мешало Монмуту с полным самозабвением не только смотреть на лошадей, но и участвовать в скачках в качестве жокея. Уж по одному этому Дефо готов был признать его «естественным сыном Карла II». Не видел или не хотел видеть Дефо ни тогда, ни потом, что оборотной стороной страстного спортивного увлечения было полное безразличие к политическому делу, на которое Монмута всячески стремились подвигнуть протестанты. Поражение мятежного герцога Дефо приписывал не подоспевшей вовремя помощи. Нет, это прежде всего сам Монмут не побеспокоился обеспечить свое войско оружием и людскими резервами. В его рядах против регулярной королевской армии шли люди с косами и просто дубинами. Из двух настоящих офицеров в его войске один убил другого на дуэли, а единственный поддержавший его дворянин в итоге стал предателем. Сам Монмут только выглядел «героем», оказался же он на деле человеком легкомысленным, лживым и, наконец, трусливым. С поля битвы бежал, а очутившись в плену, под нажимом отрекся от своей веры. Хватило у него храбрости только на то, чтобы, все же не теряя достоинства, подняться на эшафот.

Сторонники его жестоко пострадали. Более трехсот человек тут же были подвергнуты смертной казни, в том числе на виселицу отправились и соученики Дефо, те трое, кого он, вспоминая Мортонову академию, назвал мучениками. Бунтовщиков сотнями продавали в рабство за океан. По доносу о малейшем сочувствии повстанцам людей лишали имущества, и эти доносы, как разоблачение разврата, тоже стали доходным делом, выгодным и для доносчиков, получавших солидные награды, и для королевских приспешников, которые могли конфисковать в свою пользу огромные имения. Если лорду-прокурору приглянулось какое-нибудь поместье, то ему оставалось только найти охочего человечка, который бы «верой и правдой» поклялся, что владелец поместья прятал у себя мятежников.

«Ни один из пойманных не был помилован», – свидетельствует современник. А. Дефо? Совсем недавно в судейских архивах было найдено указание: «Добавить в списки подлежащих общей амнистии – Дефо». Это уже в более поздний период, когда, насытившись мщением и отъемом имущества, кое-кого помиловали. А где он был раньше?

Его видели среди бутонщиков в седле и при оружии. Он и сам никогда не отрицал своей преданности Монмуту. Битву мятежного герцога с королевскими войсками у Седжмура Дефо описал, и даже дважды, однако с чужих слов. Его описания – пересказ сочинений других авторов, что встречается у Дефо не раз. Какой-то повествовательный парадокс, но это так: в кажущейся фантастике у пего обнаруживается фактическая основа, а то вдруг, как бы не доверяя собственным впечатлениям, пишет он о том, что видел, но по книжным источникам. Поэтому серьезные биографы предостерегают от соблазна напрямую вычитывать из его книг жизнь автора. Другое дело – разные косвенные отражения и замечания между прочим, которые при проверке оказываются указанием на действительные события.

Так что о характере участия Дефо в монмутском бунте остается строить догадки. Поистине слава богу, что Дефо уцелел и не разделил горестной участи сотоварищей своих, но каким образом это ему удалось и где он скрывался?

«Гипотез не строю», – сказал великий современник Дефо Ньютон. Пределов мысли ученый не ставил, но хотел отделить досужие домыслы от предположений плодотворных, ведь и ему самому пришлось многое додумывать и даже выдумывать, ибо опытные данные того времени не могли сами по себе подсказать всеобъемлющих выводов о законах вселенной.

По рецептам «правдоподобного вымысла», какие предписал сам Дефо, нетрудно было бы нарисовать некую картину, как в лесу и под дождем скачет он навстречу повстанческому войску. Ветра свист, шум ветвей, стук копыт – любые краски и слова к нашим услугам. Однако в данном случае нам не «самообман» нужен, а понимание того, как это он так убедительно умел «обманывать» читателей? На основе какой им самим проверенной позиции?

Вот мы знаем, что побывал он в руках у пиратов, и это объясняет сотни страниц из его произведений про «джентльменов удачи». Он и про пиратов немало сведений почерпнул из других книг, но в целом все пронизано его собственным взглядом, под углом которого «морские соколы» меньше всего думают о море, заняты они главным образом подсчетом выручки. Абордажи и битвы, что так интересны читателю, находящемуся от театра морских авантюр на безопасном расстоянии, – все это пиратов-персонажей Дефо не интересует. Не предвидится «удачи»? Они уходят от схватки – это антипираты, если судить о них по канонам книжной романтики.

А где был Дефо, когда шла битва на болотистой пустоши и когда Монмут бежал? Если бы это был только Дефо-купец, попавший в кровавую переделку, нам ответ могла бы подсказать наша собственная фантазия. «Рисковый человек»? И тут же мы живописуем храбреца, не теряющего головы в жарком и безнадежном деле.