Дэйв Гурни. Книги 1-5

— Предположим, вы узнали имена трех подонков, забивших мальчишку до смерти лишь за то, что тот посмел быть геем. И точно уверены в том, что они виноваты. Но доказать это в суде невозможно из-за несоблюдения каких-то формальностей. И вы убеждены, что они избегнут наказания. Что бы вы сделали?

Хэммонд печально взглянул на Хардвика.

— Это, вероятно, задумывалось как вопрос с подвохом. Но это очень болезненный вопрос.

— И ваш ответ…

— Ничего. Я бы ничего не стал делать. Я бы хотел убить их, но не смог бы.

— Почему?

Необыкновенные сине-зеленые глаза Хэммонда наполнились слезами.

— Мне просто не хватило бы храбрости.

Комната погрузилась в тишину.

Хардвик задумчиво кивнул, будто ему все стало ясно, будто теперь он доверял Хэммонду больше, чем раньше.

Гурни чувствовал то же самое. Он вдруг понял, что Хэммонд, скорее всего, ни в чем не виноват.

А если виноват, то он самый талантливый лжец на земле.

Глава 46

Полчаса спустя, сидя в «аутбеке» перед шале с Мадлен и Хардвиком, Гурни говорил о том, как важно было оставаться объективными.

Хардвик согласился.

— У меня создалось впечатление, что он говорил правду. А что говорит твоя печенка?

— По большому счету, моя печенка согласна с твоей, — ответил Гурни. — Но мозг подсказывает мне, что нельзя давать печенке право окончательного решения.

Гурни открыл бардачок и достал маленький цилиндрический предмет из посылки, которая прилетела к нему на балкон. Он рассказал Хардвику, что почти уверен, это одно из устройств, которые были установлены в потолке над их ванной, и спросил, не сталкивался ли тот прежде с подобными приборами.

Хардвик зажег лампочку на потолке машины и осмотрел устройство.

— Никогда. Ты отправил Вигг фотографию?

— Да. Но дело в том, что она сама хочет осмотреть эту штуку.

Хардвик скорчился.

— Ты хочешь, чтобы я лично доставил ей эту фигню?

— Ну а что, быстренько смотаешься в Олбани.

Хардвик убрал цилиндрик в карман куртки.

— Очередной геморрой. Ты же понимаешь, что это немного противоречит твоей просьбе о том, чтобы я держался неподалеку?

— Мне тревожно, когда тебя рядом нет. Но эта штука тревожит меня куда больше.

— Ух, я тебе не завидую, если окажется, что это гребаный фонарик.

— Кстати, этот пикап на заднем дворе, это же твой?

— Он принадлежит Эсти Морено, женщине всей моей жизни.

— Вы до сих пор вместе?

— Ты что сомневаешься в моей способности поддерживать стабильные отношения?

— Ага.

— Я дал ей список наших главных действующих лиц. Она попытается что-нибудь раскопать. Кстати, это она узнала о том, что Стекл торговал наркотиками. Она же и тачку мне одолжила. Горько было бросать «понтиак» дома, но, увы, моя любимая машина совершенно не годится для снега. А в прогнозе обещали метель. Что, кстати, напоминает мне о Мо Блумберге.

— Что?

— Совпадение. Не стоит ли нам волноваться, что бывший директор лагеря, который наверняка знает намного больше, чем рассказывает, именно сейчас уезжает в теплые края, подальше от снега?

— Я как-то и не думал об этом волноваться, но теперь, когда ты сказал, наверное, буду.

— А как насчет мамы погибшего парнишки? Ведь из всех возможных мотивов преступления, у нее самые веские основания — отомстить уродам за смерть сына?

— Я, конечно, могу не вычеркивать ее из списка. Но дело в том, что у нее был мотив убить тех троих, что были в «Брайтуотере». Но зачем она ждала тринадцать лет? И зачем ей убивать Итана?

— Этот вопрос применим не только к Кимберли Фэллон, но и ко всякому, кто хотел бы отомстить. Я сомневаюсь, что кто-либо стал бы руководствоваться в этом деле старой пословицей «Месть — блюдо, которое нужно подавать холодным». Так что мотив мести мне вообще кажется маловероятным.

— Не спорю, Джек. Но если это не месть, то при чем тут вообще «Брайтуотер»?

— Хрен его знает. В этом деле слишком много вопросов. И вот тебе еще один. Почему письмо, в котором Итан описывает свой сон, так и не было отправлено?

— Может быть, он собирался передать его лично в руки адресату?

— Какому-нибудь психотерапевту, с которым он тайно встречался в Платтсбурге?

— Или Ричарду — вариант, который мы почему-то исключили.

— Наш разговор состоит из сплошных знаков вопроса. Мне пора ехать, чтобы успеть в Олбани и обратно перед тем, как все заметет. Пойду скажу Хэммондам, что уезжаю.

— Будем на связи.

Хардвик кивнул, вылез из машины и пошел к шале.

Гурни же вырулил на приозерную дорогу.

Когда они приехали обратно в гостиницу, напольные часы в холле пробили ровно десять утра. В доме стояла полная тишина, возникало ощущение пустоты. Они поднялись наверх. Мадлен крепко обхватила себя руками.

— Ты можешь что-нибудь сделать с ванной?

— Да там особо нечего делать.

— Ты сказал, что на потолке дыра.

— Да, совсем небольшая щель между потолком и плафоном.

— Ты можешь ее закрыть?

Это было первое, что он сделал, когда они пришли в номер. Нужно было лишь слегка сдвинуть плафон в сторону на несколько сантиметров. Он нанес пару четких ударов ручкой зубной щетки, и все стало на место.