Декамерон

— Милостивая государыня! В соответствии с вашим именем я венчаю вас лаврами; отныне вы — наша королева. Распоряжайтесь же на правах властительницы, как вам заблагорассудится, — лишь бы нам было весело и приятно.

Сказавши это, он сел на свое место.

Тотчас после коронации Лауретта послала за дворецким и велела накрыть столы в приютной долине ранее обыкновенного, чтобы можно было не спешить возвращаться во дворец, а потом объяснила, каков должен быть распорядок во все продолжение ее царствования. Потом Лауретта обратилась к обществу с такою речью:

— Вчера Дионео изъявил желание, чтобы мы рассказывали о том, какие штуки вытворяют жены с мужьями. Если б я не боялась, что меня примут за кусачую собачонку, я бы отдала распоряжение, чтобы завтра рассказывали о том, какие штуки вытворяют с женщинами мужчины. Но это мы пока оставим, — я хочу, чтобы к завтрашнему дню у всех были готовы рассказы О том, какие штуки ежедневно вытворяют женщина с мужчиной, мужчина с женщиной и мужчина с мужчиной, и сдается мне, что забавных о том рассказов будет не меньше, чем нынче.

С этими словами Лауретта встала и всех отпустила до ужина.

Дамы и мужчины тоже встали; кто разулся и пошел босиком по прозрачной воде ручейков, кто пошел погулять по зеленому лугу, окаймленному красивыми и стройными деревами. Дионео и Фьямметта долго пели вдвоем об Арчите и Палемоне^{261}. Так, в многоразличных удовольствиях, необычайно приятно прошло у них время до ужина. Затем все сели за стол недалеко от озерца и под пение множества птиц, овеваемые легким ветерком, дувшим с окрестных гор, и совсем не тревожимые мошкарой, весело и спокойно отужинали. Затем немножко погуляли по приютной долине и еще до захода солнца по велению королевы медленным шагом направились к своему жилищу. Шутя и болтая о самых разных вещах, как относящихся к выслушанным в этот день рассказам, так и не относящихся, они подошли к роскошному своему дворцу, когда уже стемнело. Хотя путь был недолог, однако ж все притомились, но холодные вина и сласти сделали свое дело: усталость скоро прошла, и все затанцевали вокруг прелестного фонтана — сначала под звуки Тиндаровой волынки, а потом под другую музыку. Наконец королева велела Филомене спеть песню, и Филомена начала так:

Как жизнь моя грустна!Ах, неужели не вернусь я сноваТуда, где чашу нег пила до дна?

Напрасно бедный мой рассудок тщитсяОтветить мне на это —Кто слишком сильно ослеплен мечтой,Тот правде посмотреть в лицо страшится;У ближних я советаПросить стыжусь; но ты, властитель мой,Не будь жесток со мнойИ молви утешительное словоТой, чья душа разлукой смятена.

Нет, невозможно звуками земнымиПоведать с должной силойИ так, чтоб понял ты меня вполне,Насколько всеми чувствами своимиК тебе влекусь я, милый.В столь жарком и безжалостном огнеСгораю я, что мнеВдали от друга моего былогоСмерть кажется ни капли не страшна.

Скажи, когда ж в приюте нашем старомВзглянуть смогу опять яВ глаза тому, чей взор мой пыл зажег,Когда же ты придешь, чтоб с прежним жаромУпасть в мои объятья;И если скажешь, что недолог срок,То больше — видит бог! —Не надо мне лекарства никакогоОт раны, что тобой нанесена.

Коль мне судьба отдаст тебя обратно,Ты не уйдешь вторично —Научена я горем быть умней.О, как я жажду вновь тысячекратно,С любовью безграничнойЛобзать тебя, припав к груди твоей!Явись же поскорейИ верь: запеть ликующе готоваЯ от сознанья, что тебе нужна.

Эта песня всех навела на мысль, что какая-то новая и на сей раз счастливая любовь завладела сердцем Филомены, а так как из ее слов можно было заключить, что она не ограничилась лицезрением своего предмета, то все пришли к заключению, что на ее долю выпала редкостная удача, а иные позавидовали ей. Но тут королева вспомнила, что завтра пятница, и потому обратилась ко всем с учтивою речью: