Декамерон шпионов. Записки сладострастника

— Сука! — заорал Коршунов и добавил несколько многоэтажных выражений. — Сука! — и он налетел на полуголого посла, только что обнаружившего трусы и уже вдевшего в них одну ногу. Удар по физиономии (открытой ладонью, как велел шеф), еще несколько ударов. Старался, вкладывал в них всю ненависть ЧК-ОГПУ-НКВД-КГБ к иностранным шпионам. Амбал тоже не отставал и запустил в посла бутылкой с водкой, естественно, она пролетела мимо, но брякнулась о стену, осыпала всех осколками, и это изрядно драматизировало действо. Жертва не сопротивлялась и даже не закрывала лицо, принимая все, как расплату за грехи, — все силы были брошены на поиски рубашки и штанов.

— Что ты делаешь? Это же турецкий посол! — с надрывом кричала Мария контральто, вдруг почувствовав себя оперной дивой.

— Пусть хоть президент! — брызгал слюною чекист. — Уйди, сука!

Коршунов, почувствовав себя великим актером, вошел в раж и двинул ей в глаз вполне натуральным образом, она вскрикнула и, не раздумывая заехала ему в нос своим миниатюрным кулачком, совсем озлившись, добавила еще, и из разбитого носа потекла кровь. Вид крови придал всей сцене не только безобразность, но и величайшую натуральность, актеры играли на полную мощь.

— Развожусь! — орал Коршунов, устав бить посла. — Ты, мразь и распутник, на суде у меня ответишь за все это! Я во все газеты напишу, я в Верховный совет пожалуюсь!

Кемаль старался держаться достойно, натянул наконец пиджак и бросился к выходу, однако Коршунов ловко перехватил его на ходу, дотянул до двери и, крепко дав ногою под зад, отправил разрушителя семьи вниз по лестнице, бросив ему вдогонку забытую летнюю шляпу. Немного прихрамывая, побитый любовник добрался до ожидавшего его лимузина, плюхнулся на заднее сиденье и зарыдал.

Этот восхитительный спектакль имел своих благодарных зрителей, наблюдавших сверху через крошечное отверстие в потолке, имевшее увеличительное устройство и именуемое на профессиональном наречии таинственным словом «визир». Среди команды находился и прибывший на зов Беседин, любивший животворный запах пороха прямо на поле боя, он следил за сценой, как Кутузов, наблюдавший с горы за ходом Бородинской битвы, он тут же простил Марии все ее вольности — это была настоящая работа!

Сразу же после бегства посла вся группа с водкой и закусками, прихваченными с дачи, бросилась вниз. Мария с огромным синяком во весь свой прекрасный глаз и хлюпавший кровоточащим носом Коршунов походили на артистов, которым только что принародно вручили по ордену Ленина, они сияли, оживленно размахивали руками и с радостью бросились в отеческие объятия Григория Петровича. Успех, черт побери, успех! И не топорная, а филигранная операция!

— Молодцы! — Беседин обнял и поцеловал главного волка. — Если операция выгорит, получишь орден!

— Это все Мария Николаевна, — скромничал Геннадий Николаевич. — Это она молодец!

— Поздравляю вас, Мария Николаевна! — торжественно сказал шеф и пожал руку главной героине спектакля.

— Извините, Григорий Петрович, за мою наглость на пикнике… я вас не знала…

— Все это ерунда! Хотя… хотя… — он добродушно улыбнулся. — Вам следует вести себя скромнее в мужском обществе.

— Но я же актриса!

— Советская актриса! — поправил агентессу Беседин, всегда придававший большое значение воспитательной работе, и аккуратно поцеловал ее в щечку. Отметили победу, быстро разъехались по домам.

Избитый Кемаль еле доволок ноги до постели, мгновенно уснул, но под утро был разбужен телефонным звонком. Сумасшедшая ночь! Фантасмагория!

— Кемаль, это я, Галя! Я звоню из телефонной будки недалеко от посольства. Ты можешь на секунду спуститься ко мне? — храбрая женщина бежала из Каширы, куда ее на время отправила милиция по приказу КГБ.

Посол быстро оделся и выскочил на улицу, там уже занимался рассвет, и худая фигурка женщины в светлом платье казалась призраком.

— Кемаль, ко мне домой приходил тип из КГБ, они все знают о нас, они меня выслали из Москвы! За тобой следят! Ты не православный? Не крещеный?

— Я мусульманин, — еле вымолвил он.

— Все равно Бог — один! — она несколько раз перекрестила его. — Дай Бог тебе счастья! А их я проклинаю, я ненавижу их! — выполнив свой христианский долг, экзальтированная Галина скрылась за домами.

Бред. Вернувшись домой, он неожиданно успокоился, отключил телефон и мирно уснул. И снилась ему Мария Бенкендорф-Лобанова во всей ее красе, она крутилась на сцене в бешеном фуэте и тянулась к нему, она вертелась волчком, она подбиралась все ближе и ближе, прекрасная, нежная, единственная в мире Мария. Он проснулся, простыня была мокрой, как у юнца, которому пригрезилась во сне первая женщина. Встал и придирчиво осмотрел себя в зеркало — никаких следов, и вообще выглядел отлично. Принял ванну, побрился, выпил кофе по-турецки и позвонил Беседину.

— Григорий, у меня к вам одно очень важное дело. Не мог бы я к вам подъехать?