Декомпрессия

Все родственные связи канули в небытие. От любви и жалости остался один пшик. Женщины – коих и так осталось меньшинство (одна к десяти, если умники не врут) – ненавидят слабаков. Братья-сестры-родители? В лучшем случае, их разбросало по свету. В худшем, их прах развеян над морем во время пожаров, сменивших многочисленные цунами, и остервенело пожирающим все, что уцелело.

Имелся еще вариант. Встретить потерянных родственников в Мертвом озере. По свидетельству немногих очевидцев, там мертвяков миновал обычный процесс распада. То ли вода обладала исключительными свойствами, то ли вообще не существовало никаких разумных объяснений. Данность принималась на веру. Клещу бывать на легендарном озере не доводилось. Пока. И вот, скоро на собственной шкуре ему предстояло убедиться, так ли страшен черт…

Или еще страшнее.

Тихо урчал двигатель, толкая лодку в неизвестность. Сплошная облачность сгущалась у горизонта, но видимость была хорошей. Грязно-серая вода пенилась у бортов, разбивалась в брызги у каменистых берегов редких пустынных островков.  Жалкие клочки суши цеплялись за осколки цивилизации. Вдруг спускались к самой воде и обрывались каменные ступени. Уцелевший парапет, некогда огораживающий набережную, венчала женская статуя без головы. Из каменных складок платья ветер выдувал длинные  листья водорослей. Они колыхались в воздухе, но стоило ветру стихнуть, медленно опадали, касаясь воды.

Внезапно проступал из моря и снова уходил под воду участок автострады. С одиноким фонарем, трещинами, бороздящими асфальт и остовами искореженных, ржавых машин. Кабины с выбитыми стеклами и распахнутыми дверцами давно облюбовали новые «пассажиры». Огромные крабы на паучьих ногах не спешили разбегаться при появлении незваных гостей. Они медленно выбирались на крыши, капоты и провожали пришельцев тонкими дрожащими усами антенн.

Или неожиданно тянулись  из воды железобетонные стены с перекрытиями, давно потерявшими вторую опору. Выбитые двери и провалы окон с уцелевшими кое-где осколками вели в темноту. А там, в свалке из стекла, камня, арматуры ворочалось что-то живое – огромное, быстро текущее во тьму, почуяв приближение чужаков.

Клеща мало интересовало то, что происходило за бортом. Его взгляд словно притягивал Маньяк, вальяжно развалившийся на носу лодки и улыбающийся во все свои тридцать два зуба.

«Скалится, гаденыш, – подумал Клещ и с досадой отвернулся, – некому пересчитать тебе зубы».

Ни с чем не сравнимое удовольствие парень испытал на острове, когда Ухарь вцепился мерзавцу в глотку. Сразу всю спесь с того в один миг сшибло. Еще бы. За такую «шутку» в Цитадели дайвер зубами бы не расплатился. Соплями бы кровавыми умылся, если бы вообще жив остался.

Нашел с кем шутить, с Ухарем! Клеща, может, тоже достало то, что тот постоянно прикладывается к фляге. Как только привал – лезет в рюкзак, вынимает из бокового кармана и хлоп, по глоточку. Все знают – примета дурная, в море алкоголем баловаться. Только хрен из них кто рискнул замечание здоровяку сделать!

И тут Маньяк, сразу после привала, когда они лодку по мелководью тащили, дождался, пока Ухарь из фляги заветной хлебнет и хитро так щурится.

– Как коньячок? – спрашивает. – Нормальный?

– Как всегда, – жмет плечами здоровяк. – А тебе что, ежик кучерявый?

– Да мне-то ничего. Я думал, вкус изменился после того, как я поссал туда на привале…