Деконструкция: тексты и интерпретация

Таким образом, и голос, и Логос оказываются по сути элиминированными из письменности снов в ее фрейдовской интерпретации, что в общем достаточно близко подводит трактовку письменности в психоанализе к archi–écriture деконструкции. И все же психоанализ остается в кругу традиционных метафизических концепций, даже сделав радикальную попытку освободиться от них. Психоанализ, как считает Деррида, в значительной степени остается нагруженным метафизическими осложнениями, которые делают необходимой определенную неконструктивную активность, направленную как на классический психоанализ, так и на неофрейдизм  [58]. Относительно психоаналитической концепции письменности эта необходимость обнаруживается достаточно парадоксальным образом — из расширительной трактовки Фрейдом метафоры письменности. Почему здесь идет речь о парадоксальности, в общем понятно, ведь расширительная трактовка письменности как будто должна приближать фрейдовскую концепцию к концепции archi–écriture

, но отнюдь не давать неоспоримые резоны для деконструкции психоанализа. Однако логика парадокса (точнее, отсутствие логики как таковой), с чем читатель постоянно сталкивается в стратегии деконструкции, проявляет себя и на этот раз.

Характеризуя расширительную трактовку письменности у Фрейда, Деррида говорит о двух сериях метафор письменности — как текста и как машины, которые одновременно, хотя и с разной интенсивностью разрабатываются Фрейдом. «Метафора письменностиоказывается приемлемой и используется одновременно для толкования проблем структуры психического аппарата и психического текста в процессе его производства [курсив Деррида. — Е. Г

.]»  [59]. Что касается исследования письменности сновидений, то здесь Фрейд, бесспорно, ведет речь о ткани/ткании психического текста. Структура психического аппарата исследуется Фрейдом через аналогию с машиной, через сопоставление с определенного рода механическим устройством для письма, так называемым Волшебным или Мистическим Блокнотом.

Однако для понимания этой механической модели психики прежде представляется необходимым остановиться на тех принципиальных новшествах, которые были предложены Фрейдом в интерпретации психики как таковой. Хотя сам Фрейд не высказывается о своих нововведениях в столь радикальном ключе, очевидно, можно согласиться с оценкой Деррида, согласно которой во фрейдовской концепции психики «вычеркивается, изглаживается трансцендентальное различие между миром и Бытием–в–мире. Вычеркивается по той причине, что оно производится в самой психике, создается посредством психики» [60]. Производство трансцендентального различия находит свое отражение в принципиальной расколотости психики на сознание и бессознательное, когда в структурах как будто бы единого психического механизма одновременно присутствует нечто (сознание как само–присутствие, как то, что дает нам знаки, свидетельства нашего пребывания в мире) и то, что является его радикальной противоположностью и в этом смысле не–присутствием, не–бытием, не–существованием, не–сознанием–как–знанием–о–нашем–пребывании–в–мире. «Фрейд, — отмечает Деррида, — дает этой радикальной альтернативности метафизическое имя, определяя ее как бессознательное» [61]

.

«Бессознательное, — подчеркивает Фрейд, — есть истинная психическая реальность; в ее внутренней природе содержится столько же неизвестного и непознаваемого для нас, сколько во внешнем мире; оно

(бессознательное) так же неполно репрезентируется данными сознания, как и внешний мир — нашими чувствами» [62]. То, что психика оказывается состоящей их этих двух альтернативных образований, позволяет Деррида применить к фрейдовской концепции психики процедуру «заключения в скобки», «перечеркивания», которая осуществлялась Хайдеггером по отношению к метафизическому понятию Бытия. Психика как само–сознающее–Бытие, как, казалось бы, неопровержимое подкрепление претензий человека на присутствие при жизни мира, представляется столь же парадоксальным образованием, как и сам мир, при котором человек намеревается присутствовать.