Звучало правдоподобно, но, открывая дверь, я оставил ее на цепочке, так, на всякий случай. За дверью, конечно, стояли два копа в форме, один смотрел в дверь, а другой, отвернувшись, оглядывал дворик и улицу.
Я закрыл дверь, снял цепочку и вновь открыл ее со словами:
— Проходите, офицер.
На его именном значке значилось «Рамирес», и я припомнил, что мы с ним шапочно знакомы. Впрочем, коп и попытки не сделал войти в дом, он просто глаз не сводил с моей опущенной руки.
— Что за тревога, шеф? — спросил он, кивая на мою руку.
Я глянул и понял, что все еще держу туалетный вантуз. Ойкнув, я поставил вантуз за дверь в стойку для зонтиков.
— Прошу извинить. Требовалось для самообороны.
— У-ху-ху, — вздохнул Рамирес. — Полагаю, это зависит от того, чем располагает другая сторона. — Он шагнул в дом, обращаясь через плечо к своему напарнику: — Осмотри дворик, Уильямс.
— Ага, — козырнул Уильямс, жилистый чернокожий лет сорока, спустился по ступенькам и скрылся за углом дома.
Рамирес стоял посреди комнаты, глядя на Риту и детей.
— Ну что тут за история? — спросил он, и, прежде чем я сумел ответить, прищурился на меня. — Ваше лицо мне как будто знакомо…
— Декстер Морган, — представился я. — Работаю в отделе криминалистики.
— Точно, — кивнул Рамирес. — Так что тут случилось, Декстер?
Я ему рассказал.
Глава 28
Копы пробыли у нас минут сорок. Они осмотрели садик с территорией по соседству и не нашли ничего, что, похоже, не очень-то их удивило и меня, честно говоря, не очень-то потрясло. Пока копы занимались осмотром, Рита приготовила им кофе и угостила овсяным печеньем собственной выпечки.
Рамирес был уверен, что пара хулиганов попыталась зачем-то добиться от нас какой-то реакции. Если это так, то задуманное им удалось. Уильямс отчаянно старался нас обнадежить, уверяя, что это всего лишь шалость, с которой уже покончено. Когда копы уезжали, Рамирес добавил, что ночью они еще несколько раз проедут мимо. Но даже после этих успокаивающих слов остаток ночи Рита просидела на кухне за чашкой кофе, не в силах снова уснуть. Что до меня, то я больше трех минут выгибался и ворочался, прежде чем плавно погрузился в страну сна.
И когда я долго летел вниз по склону черной горы в сон, вновь зазвучала музыка. И появилось громадное ощущение радости, а потом жаром обдало лицо…
И я почему-то оказался в коридоре, Рита трясла меня, приговаривая:
— Декстер, проснись! Декстер!
— Что случилось? — спросил я.
— Ты ходил во сне. И пел. Во сне пел.
Так и нашел нас розовоперстый рассвет сидящими за кухонным столом, пьющими кофе. Когда наконец в спальне зазвонил будильник, Рита поднялась выключить его, потом вернулась и посмотрела на меня. Я тоже посмотрел на нее, только говорить, казалось, было не о чем, потом на кухню пришли Коди с Астор, и ничего больше не оставалось, как впихнуться в обычный утренний круговорот и отправиться на работу, непроизвольно делая вид, что все идет как надо.
Увы, все было не так. Кто-то старательно забирался ко мне в голову, и у них преотлично получилось. Теперь же они собиралась забраться в мой дом, а я даже не знал, кто они такие и что им надо. Приходилось допускать, что это все как-то связано с Молохом, а также с отсутствием моего Пассажира.
Итоговый результат: кто-то пытается что-то сделать со мной и подбирается к своей цели все ближе и ближе.
У меня не было желания ломать голову над тем, будто некий древний бог желает убить меня. Начать с того, что таковых не существует. А если они и есть, то с чего бы им на мой счет беспокоиться? Ясно, что какой-то человек устроил маскарад с Молохом, чтобы казаться более могущественным и важным, заставить своих жертв поверить в то, что обладает особыми магическими способностями.
Вроде способности вторгаться в мои сны и навязывать мне музыку, например? Хищник в образе человека на такое не способен. Как не способен застращать Темного Пассажира и обратить его в бегство.
Единственный возможный ответ: это невозможно. Может, сказывалось пагубное влияние усталости, только ничего другого в голову не приходило.
Когда в то утро я пришел на работу, раздумывать было некогда: последовал срочный вызов на двойное убийство в тихий дом марихуанщиков в Гроуве. Двоих подростков связали, зарезали, а потом еще для надежности и пальнули в них несколько раз. И хотя я уверен, что мне следовало бы отнестись к этому как к событию ужасному, признаюсь, я был признателен за возможность осмотреть мертвые тела, которые не были обжарены и обезглавлены. Это придавало всему видимость нормальности, даже умиротворенности, пусть и ненадолго. Я прыскал там и сям люминолом, едва ли не радуясь, потому что работа на время заглушала отвратительную музыку.
К тому же это давало время подумать, и я раскинул мозгами. Сцены, подобные нынешней, я видел каждый день, и в девяти случаях из десяти убийцы говорили что-то вроде: «Я просто сорвался» или «Когда я понял, что творю, было уже слишком поздно». В ход шли все грандиозные отговорки, и это казалось мне забавным, ведь я всегда знал, что делаю и почему.