Дела давно минувших дней... Историко-бытовой комментарий к произведениям русской классики XVIII—XIX веков

Среди тех, кто идет по миру, немало и неспокойных людей авантюристической складки, не желающих и не умеющих жить на одном месте и изо дня в день трудиться в поте лица, помышляя лишь о пропитании. Народ все это видит и понимает, но все же принимает и таких.

Помочь просящему – дело богоугодное, равно как угодно Богу и путешествие на поклонение святым мощам и иконам. Такие путешествия предпринимали и стар и млад, и мужчины и женщины и не только с тем, чтобы замолить грехи. Ко святым местам шли бездетные – просить о продолжении рода, больные – о здоровье, шли с благодарностью за решение какого-либо важного дела и просто с желанием приобщиться к святости, во исполнение обета… Шли как в окрестные монастыри, так и на далекие расстояния: в знаменитую Киево-Печерскую лавру, на Соловецкие острова, в Суздаль и т. д.

Богомольцы обычно собирались в группы, предводимые бывалыми людьми, знающими дорогу. Само путешествие изначально мыслилось как многотрудное. Летом странники шли пешком, проехать часть дороги на лошадях можно было только зимой, в сильные морозы или метель. На лишения богомольцы шли сознательно: пища должна была быть самая простая и минимальная, ночевать следовало в поле или в самых бедных избах, куда пускали странников на ночлег. Никаких посторонних разговоров в дороге, кроме как о «божественном», не допускалось, не говоря уж о каких-нибудь развлечениях или излишествах.

Богомольцев в деревенских избах встречали обычно с радушием (приютить и накормить странствующих ко святым местам также считалось делом богоугодным). Брать плату за ночлег и угощение редко кто отваживался. Путешественники за гостеприимство расплачивались рассказами о новостях и повествованиями на религиозные темы. В некоторых деревнях, стоящих близ большой дороги, по которой часто проходил «странный люд», был заведен обычай назначать на определенный срок «дежурных», в чьи дома и направляли на постой. Затем очередь переходила к другим – и так по всей деревне.

У Некрасова взаимоотношениям странников с привечающими их семьями посвящено несколько строк.

Стучись же, гость неведомый!

Кто б ни был ты, уверенно

В калитку деревенскую

Стучись! Не подозрителен

Крестьянин коренной,

В нем мысль не зарождается,

Как у людей достаточных,

При виде незнакомого,

Убогого и робкого:

Не стибрил бы чего?

Странники для народа были чуть ли не основным источником информации о прошлом и настоящем, пусть она частенько и носила фантастический характер. Какие словесные кружева плетет профессиональная странница Феклуша в «Грозе» А. Островского: тут и «бесовское наваждение» чугунки (железной дороги), и неведомый Махмут турецкий, и люди с песьими головами… У Некрасова странник излагает «быль афонскую» о гонениях турок на древний оплот православия, монастыри, с Х века расположенные на полуострове Афон в Греции. Все эти рассказы воспринимались в народе как истинные и слушались с напряженным вниманием. Даже дети, «свесив головы» / С полатей, не шелохнутся…».

Еще более почитались в народе юродивые. Это были люди «не от мира сего», отличавшиеся строгой приверженностью к религии и ведущие самый простой образ жизни. Юродивые не имели постоянного пристанища, питались водой и хлебом, летом и зимой ходили в лохмотьях и босыми, не стригли волос и не мылись, а на голом теле носили вериги. Вериги, по Далю, – «кандалы, цепи, железа, оковы… носимые спасающимися на голом теле, для смирения плоти; железная шляпа, железные подошвы…». Юродивых почитали и за праведный образ жизни и за то, что они без страха обличали несправедливость властей, взывая к их совести и грозя наказанием за грехи.

Юродивые встречались и в XIX веке, не только в глухих захолустьях, где еще сохранялись патриархальные нравы, но и в столицах. И. Прыжов в своей книге «26 московских пророков, юродивых, дур и дураков» (1862) повествует о подобных персонажах, среди коих всероссийской известностью пользовался некий Иван Яковлевич Корейша. Некогда был он чиновником, но, проштрафившись, стал юродивым прорицателем и преуспел в том. К нему за советом, который всегда давался в косноязычной, малопонятной форме, шли и купцы, и дамы из высшего света, и простонародье. Каждое невнятное слово Ивана Яковлевича воспринималось его почитателями как откровение, а когда он умер, могила его стала местом паломничества. И в поэме Некрасова фигурирует юродивый Фомушка.

Вериги двухпудовые

По телу опоясаны,

Зимой и летом бос,

Бормочет непонятное,

А жить – живет по-божески:

Доска да камень в головы,

А пища – хлеб один.