Дела давно минувших дней (Повести)

— Внимание! — раздался слева голос лейтенанта.

Гришин поднял голову. Звездочек перед глазами уже не было.

— Предлагаю сдаться, — продолжал лейтенант. — Вы окружены и никуда не уйдете.

Нарушители молчали.

— До утра будем лежать… не сдаются, — сказал Гришин. — Неужели еще надеются?

Справа раздался треск веток. Бойцы насторожились. Прямо на них шла группа людей. Еле слышно звякала разматывающаяся катушка. Кто-то тянул провод телефона.

— Кто идет? — спросил Гришин.

— Свои, — отозвался из темноты голос политрука. — Где начальник?

— Начальник слева.

Когда группа людей подошла к лежащим, Гришин узнал в одном из них помощника коменданта участка. Это был высокий, худощавый, с большими пушистыми усами человек. Красноармейцы его любили, но немного побаивались: он иногда задавал неожиданные вопросы, проверяя знания бойцов, и плохие ответы вышучивал так, что все покатывались со смеху. А не ответивший боец стоял красный, искренно желая провалиться сквозь землю, и уж в другой раз непременно отвечал на «отлично».

Помощник коменданта огляделся и, нагнувшись к лежавшему бойцу, спросил:

— Как ваша фамилия?

— Гришин, боец третьего взвода, первого отделения, товарищ капитан, — тихо ответил часовой.

— A-а… узнали. По каким признакам узнали?

— По росту, товарищ капитан.

— По росту… так, так. Да, рост у меня выше нужного, ростом родители наградили, не постеснялись, — говорил капитан, внимательно оглядывая местность.

Гришин чувствовал, что капитан, разговаривая с ним, думает совсем о другом.

— Ну, а что противник?

— Молчат, товарищ капитан.

— Так. Молчат. Соли на хвост насыпали, они и замолчали. Я останусь тут, — решил капитан. — Мы тут с Гришиным командовать будем. Товарищ политрук, найдите лейтенанта, передайте, что я здесь, и узнайте, не вызвать ли помощь.

Политрук и разводящий с тремя красноармейцами ушли, а связист занялся установкой телефона.

— Слышал, Гришин? — сказал Симонов. — В случае чего артиллерию могут вызвать.

— Чего они ее будут вызывать? Это все равно, что из пушки по воробьям стрелять… Вот если б полк перешел границу, ну тогда да.

— Это, знаешь, воевать можно. Помнишь, как-то лейтенант на комсомольском собрании говорил, что в случае войны нам недолго придется держать неприятеля, сразу же подойдут наши. Теперь я это на практике знаю… — говорил Симонов.

Вскоре послышались шаги, и из темноты вынырнул пограничник.

— Товарищ капитан, лейтенант сказал, что мы с противником справимся своими силами.

— Ну, хорошо. Можете идти.

Пограничник откозырял и ушел влево. Капитан стоял, всматриваясь в сторону неприятеля.

— Вы бы присели, товарищ капитан, вон за тот пенек. А то вдруг стрельбу откроют.

— Вы думаете, меня заметят? Нет, они меня за ствол сосенки принимают, а в сосенку стрелять нет смысла… Убитые, раненые есть?

— Не знаю, товарищ капитан… У них-то наверное есть, — шепотом ответил Гришин.

— У них есть… Так… Выходит, что сегодня вы массу народа задержали.

— Как это я?

— Ну как же, они на ваш пост наскочили. Ну, значит, все ваши, — шутливо сказал капитан. — Раньше-то задерживали?

— Нет. Первый раз, товарищ капитан.

— Смотри, — побежали, — зашептал Симонов.

Ночную тишину разорвали винтовочные выстрелы, затакал пулемет. Капитан прилег за пенек, достал из кобуры револьвер и открыл стрельбу по бегущим нарушителям.

Это была последняя попытка уйти из окружения. Диверсанты, отстреливаясь, бежали напролом один за другим к болоту, но, выбежав на высоту, падали и скатывались вниз.

— Ого! Вот пулемет им соли-то сыплет! Кто стреляет? — спросил капитан.

— Яковенко стреляет, — громко ответил Гришин.

— А, земляк стреляет. Знаю.

— Сда-а-аемся!.. — закричал бас.

— Прекратить огонь! — раздался в ответ голос лейтенанта.

Снова наступила тишина. Внизу кто-то стонал протяжно и плаксиво, так стонут не от боли, а от бессильной злобы.

— Будем считать, что конец, — поднимаясь и пряча в кобуру револьвер, промолвил капитан.

— Товарищ капитан, вы меня слышите? — раздался голос лейтенанта.

— Слышу. Продолжайте действовать по своему усмотрению.

— Есть. Киселев! — крикнул лейтенант.

— Я! — ответил из темноты командир отделения.

— Возьмите своих бойцов, спуститесь в лощину, обезоруживайте нарушителей и по два отводите к опушке.

— Есть! — весело ответил голос Киселева.

— Всем остальным смотреть внимательно, — приказал лейтенант.

— Здесь раненых много! — крикнул внизу бас.

— Раненых на грузовик. Сами понесете… Киселев, вы слышите?

— Есть раненых на грузовик. Где он стоит, товарищ лейтенант?

— Там же, на опушке.

Началось разоружение.

Вскоре начальник пришел к четвертому посту.

Капитан говорил по телефону со штабом.

— Точно могу сказать только то, что все кончено. Сдались. Позвонит сам с заставы. Не успел поставить телефон, и уже сматывать… Сматывайте, товарищ связист, — передавая трубку связисту, сказал капитан и поздоровался с лейтенантом.

— Быстро ты с ними разделался… Что это руки у тебя липкие?

Лейтенант достал фонарь и осветил руки.

— Кровь. Ранен? — с тревогой спросил капитан.

— Нет… Это не моя кровь. Один из моих героев сунулся меня спасать, ну и угодил под пулю, пришлось его вытаскивать. Давно здесь?