Дела и ужасы Жени Осинкиной

Том Мэрфи ясно понял одно: что бы там ни было, но выслеживать тех, кто охотится за Женей, — во всяком случае, на первом этапе, то есть срочно, начиная вот с этого часа, — придется не милиции, а кому-то другому. Хотя Сретенский настойчиво его от этого предостерегал:

— С людьми, за деньги решившимися на убийство, шутки плохи. Я ваше с Петром Волховецким личное мужество никак не отрицаю и первый ему искренне аплодирую. И тем не менее вам тогда с Хароном повезло — все могло совсем иначе кончиться. Его-то все равно бы взяли, но жертвы были бы. А везучесть — она, дорогой Том, пожизненно не выдается.

Выйдя от адвоката, Том шел и напряженно размышлял. Он прекрасно понимал, что у Артема Сретенского, постоянно имеющего дело с милицией, особых надежд на ее оперативность нет. Это в телесериалах они только и думают над тем, как предотвратить преступление, и двигаются со скоростью спринтеров или классных футболистов. А в жизни такое редко наблюдается.

И выхода иного, как с ходу начать самим действовать, Том не видел. Потому что пока то да се, Женю могли убить. А тогда уж, конечно, милиция начнет более или менее активно раскрывать преступление. Но отцу-то Жени, а также Диме, Тому, всем ее друзьям надо было не допустить этого, вот какое дело.

И пока он медленно шел по набережной, поглядывая на ленивое течение Оми, у него созрел ясный план незамедлительных действий.

Глава 21. Сталин и Гитлер. И Туатара

…Читатель, который живет на Алтае или в Алтайском крае и прекрасно знает, что от Чемальского района до Горно-Алтайска на машине — не больше двух часов, да от Горно-Алтайска до Бийска чуть больше часа, конечно, хочет понять — куда ж подевались Леша и Саня? Давно вернуться в Эликманар должны были.

Немного терпения, и все прояснится в свое время.

Вернемся для начала в Эликманар, в дом Степы, где Женя смотрит во все глаза на стену с портретами одного и того же молодого человека и некоторыми другими экспонатами. Смотрит — и слушает Степины объяснения.

— Понимаешь, при Гитлере молодые нацисты избивали в Германии евреев прямо на улицах, и никто их уже не останавливал. Как будто так и надо. В ресторанах и магазинах развесили таблички: «Евреям вход запрещен!». Потом Гитлер лишил евреев немецкого гражданства. Заставил носить на груди желтую звезду Давида с надписью «еврей».

— Что это за звезда Давида?

— Шестиконечная. Она теперь на флаге государства Израиль. Только там она голубая.

— А, знаю! Я по телевизору видела — когда хоронят израильского солдата, то гроб накрывают белым флагом с голубой звездой.

— Ну вот. Но то отдельное государство и его государственный флаг. Оно после войны и образовалось. А тогда жили в одном государстве — Германии — его равноправные граждане. И вдруг одним нашивают на одежду какой-то знак, показывающий, что этот человек по причине своей национальности лишается всех обычных человеческих прав. Другое совершенно дело.

Ну вот, потом 1 сентября 1939 года гитлеровская Германия напала на Польшу. Гитлер напал на нее с запада. А за Гитлером 17 сентября, с востока, — Сталин. Он тем оправдывался, что государство польское под ударами немцев уже распалось — так что ж не подобрать обломки? Наш историк, Вадим Силантьич, говорит, что это мародерская философия. Ну, знаешь, — мародеры?.. Это кто убитых обирает. А Сталин как раз перед этим стал союзником Гитлера — после заключенного с Германией пакта. Вернее, двух — один о ненападении, а другой, секретный, — о дружбе. Он Гитлера с днем рождения поздравлял, восхвалял всячески…

— Как же можно было с Гитлером дружить?

— Да вот так.

Степа подошел к небольшой, но ярко раскрашенной, с большим количеством маленьких государств, карте Европы, висевшей посередке стены, между двумя фотографиями — Гитлера и Сталина. Показал указкой, невесть откуда взявшейся в его руках, на Польшу, и заключил с мрачной торжественностью:

— Началась Вторая мировая война… То есть — начали ее два диктатора вместе.

— Разве вы историю XX века уже проходили? — пролепетала Женя, раздавленная Степиной эрудицией.

— Да при чем тут проходили — не проходили! Ты, Женя, прям как Дуня, — сказал Степка непонятно. — Мы же с тобой в России живем. Основное-то про историю своей страны с детского сада знать нужно.

Женя подавленно молчала. Вообще-то она со Степой была согласна. И ей даже казалось, что они с ним давным-давно знакомы и настроены, что называется, на одну волну. Но уж очень отточенные, какие-то взрослые были его слова.

И Степан напомнил вдруг Жене ее отца. Только он, пожалуй, умеет вот так все отчетливо формулировать в любом разговоре. И сразу же мысли ее улетели из Степиного дома в совсем другую сторону — в неведомую Мексику, где ее папа, она точно знала, сердился на свою непутевую дочку, беспокоился и недоумевал.