Дела семейные

Огромные веранды с ромбиками разноцветных стекол были веселы в любую погоду. Дядя Жора поставил на своей веранде письменный стол с зеленым сукном и сказал, что теперь будет зарабатывать Нобелевскую премию по физике. Главное, только чтобы хватило терпения и бумаги.

Дядя Жора говорил, что его идея, как все гениальное, проста. Он собирался придумать прибор, разгадывающий принцип любого продукта или живого существа. Так сказать, его формулу. И по этой формуле, заданной другому прибору — синтезатору — воспроизводить желаемое в любых количествах.

— Нужны нам, например, монголы для охраны границы с Китаем. Пожалуйста, засыпаем в синтезатор компоненты, нажимаем кнопку и задаем количество — два миллиона дружественных монголов ростом метр восемьдесят, весом девяносто килограммов… Бабах! Несколько дней работы прибора, и китайская граница на замке! Или например, колбаса твердого копчения! Ну, нет, колбаса — это слишком примитивно… Возьмем лучше для примера соленые огурчики….

— А что, самим-то уже не вырастить? — с улыбкой интересовалась бабушка. — И чем ты этих монгольских парней кормить будешь? Их солеными огурцами не прокормишь…

Она чувствовала себя хорошо и сидела с вязаньем то на нашей веранде, то у дяди Жоры с тетей Зиной. У бабушки была своя комната с двумя окнами и круглой печкой-голландкой, которую я несколько раз протапливал, потому что бабушке хотелось просушить стены, она говорила, что сухая штукатурка вбирает влагу, и если долго не топить, то стены сыреют, несмотря на то, что дом выстроен из хорошего деревянного бруса. Бабушка самостоятельно облазила все подвалы, чуланы и чердаки с фонариком и свечкой в руках. Свечку она зажигала, чтобы проверить, откуда и куда дует. В молодости бабушка работала проектировщиком, строила в Китае металлургический завод и геометрию с физикой объясняла нам с Катькой гораздо лучше, чем папа или дядя Жора.

Папа объяснял занудливо, предварительно перечитав чуть ли не весь раздел учебника, а дядя Жора — с налету, ярко и убедительно. Но не всегда понятно. От его веселых сравнений мысли разбегались, и сложить их обратно было не так-то просто. Ну, поняли, черти полосатые, что такое закон Ома? — спрашивал дядя Жора, когда мы с Катькой переставали трястись от щекотки, имитирующей электрический ток в цепи, и вытирали слезы. Мы говорили, что поняли и, выждав немного, шли к бабушке, допонимать по-настоящему.

Участок наши отцы-близнецы не делили. Какой смысл делить кусок леса, в котором держится зеленый сумрак, растет черника, пищат комары и стоит старая беседка с железной крышей. Братья только сделали вторую калитку, отворявшуюся прямо в лес, чтобы было удобнее ходить за лисичками и сыроежками, которые росли за забором.

Мы перебрались на новую дачу быстро, и стали пахать, как новенькие трактора: переклеивали в комнатах обои, красили рамы, перила, чинили забор, и дядя Жора за свои деньги нанял двух рабочих, которые покрасили весь дом в канареечный цвет, а железную крышу — в салатный. У отца осенью должен был выйти учебник в издательстве, и он обещал отдать свою долю с гонорара.

— Ну что такое деньги! — снисходительно говорил дядя Жора и обнимал отца за плечи. — Ты же знаешь, для меня главное — красота. Скажи лучше, красиво получилось?

— Как тебе сказать, — пожимал плечами отец. — Конечно, лучше, чем было… Но деньги все равно отдам.

3

Когда красили крышу, я попросил маляров снять железный штырь с флюгером- самолетиком, и обнаружил, что истребитель сделан из крепкого бука и покрыт лаком. В нем было сантиметров двадцать длины, не больше. На штыре он поворачивался с помощью подшипника, и в центр винта тоже был вставлен маленький бесшумный подшипник, отчего три буковые лопасти при малейшем дуновении ветерка начинали вращаться и сливались в прозрачный круг, как у настоящего самолета. В кабине сидел нарисованный пилот, даже очки и лямки парашюта были выписаны. Мы с папой осторожно скрутили самолет со штыря, я помыл его губкой с мылом, и когда он высох на солнце, тонкой кисточкой подновил звездочки и бортовой номер: 12.

Звездочек на фюзеляже было семь, что соответствовало числу сбитых самолетов противника. Отец сказал, что бывший хозяин дачи последние годы преподавал в военно-воздушной академии, а во время войны воевал на Ленинградском фронте.

Я поставил самолет на шкаф, и в моей комнате вкусно запахло лаком. Сильве я пообещал взбучку, если она будет крутить лапой винт или уронит машину на пол. Еще я по совету отца смазал подшипники графитовой смазкой. Когда лак высох, я к своему удивлению обнаружил с нижней стороны левого крыла процарапанную надпись: Мне сверху видно все, ты так и знай! Это была строчка из песни, которую распевали наши летчики в кинофильме Небесный тихоход.

Моя комната была на втором этаже. Из окна, как на ладони, был виден наш участок с беседкой и мрачный еловый лес, начинавшийся за забором.