Дела земные

ОН прораб-строитель в колхозных масштабах. Возводил свинарники и коровники там, где в них возникла потребность. Выбеленный солнцем ухарский чуб, щетинистые скулы, заливистый смех и громкий храп. Дома бывал редко. Скитался с бригадой по области от одного хозяйства к другому. Новые люди в таком количестве, да еще мужского пола – редкость для деревни. Всюду они желанны и обласканы. Загорелые торсы строителей притягивали взгляды сельских жительниц, что подогревало и так неспокойную кровь в жилах мужчин. Солнце, воздух и вода – это лучшие друзья!

Всегда на виду, всегда в настроении. Этакие бодрячки-весельчаки по жизни. Он и домой возвращался с чувством где-то там выполненного им долга.

Искренне удивлялся, выслушивая упреки жены в свой адрес. Казалось, что еще ей надо?

Пятнадцать лет – срок немалый, а детей нет как нет. И не то чтобы не хотели, а вот нет, и все тут. Подруги, родственники, как мухи, жужжат да жужжат по этому поводу. Соседи, коллеги по работе судачат об этом же. Набралась она смелости и записалась в медицинский центр на обследование.

Неделя ушла на сопутствующие процедуры и анализы. Результат оказался положительным, обнадеживающим, мало того, оказалось, что вся ее женская сущность ждет не дождется этого самого события. За радостью возник вопрос. Чтобы ответить на него, врачи настоятельно рекомендовали пройти обследование и мужу. Всем известно, как трудно поддаются мужчины на уговоры сходить к врачу. А тут еще по такому вопросу.

– Здоров как бык! Да любая доярка сочтет за честь… – ревел голос мужа в ответ на попреки жены.

Не задался и в очередной раз разговор. И пошли у них с того дня сердечные разногласия. Возникали обиженное молчание, если он был дома, рвущие человека изнутри раздумья и сомнения, если они были врозь. Помощь пришла от родителей как с ее стороны, так и с его. Семейный совет постановил и затолкал упирающегося бригадира в медицинское учреждение. Унижения натерпелся по самые уши, а тут еще диагноз, как кнутом через спину! Сужение какого-то там канала. При выбросе чего-то это «чего-то» гибнет или теряет свою жизнедеятельность. Подолгу теперь сидели он и она на лавочке. Он угрюмо молчал, много курил и плевал в сторону вышагивающей вокруг них вороны. Она много и горячо говорила. Отрывисто так, короткими предложениями и после каждого делала паузу. Ответа ждала и не дожидалась.

– Можно взять ребеночка.

Пауза.

– Ой, чую, не полюблю я чужого.

Пауза.

– Можно и без них прожить.

– Дел ваших там тьфу, и готово. Остальное, все самое главное, во мне формироваться будет. Мое – это твое. Может, это «тьфу» кто-то другой сделает?

Описать реакцию мужа на сказанное женой не представляется возможным.

Отношения промеж них стали сходить на ноль. Причина тому – гордость. Она отстаивала свою позицию появления ребенка. Он наотрез отказывался принять «чужого выродка». Не прошло и месяца, собрал он вещички и ушел.

Долго не открывались за окнами этой квартиры плотные шторы. И днем, бывало, часто горел ночник. Старушкам надоело косить глаза в сторону затемненных окон. Но время течет и все меняется. Шторы были раздвинуты, стекла помыты. Перемена цветов в вазе на подоконнике стала происходить каждые три дня. И в один из теплых июньских вечеров, она легко впорхнула в открытую дверцу дорогущего автомобиля. Единственное, что успели заметить соседи, это холеные мужские руки и белоснежные манжеты на руле управления машиной, якобы даже с бриллиантовыми запонками. Количество бриллиантов на них, в пересказах, увеличивалось пропорционально количеству дней отсутствия беглянки. Затем все это стало обрастать догадками, переходящими в какие-то ужасы. И вот прозвучало предложение сообщить в милицию. Но, слава богу, обошлось! Загорелая, по-новому подстриженная пропащая вернулась и весело угощала сидящих на лавочке мандаринами, сыпала в руки соседей фундук. Плетеная яркая шляпка и та ушла в качестве подарка малышке из соседнего подъезда. За суматохой и раздачей гостинцев бабули так и не успели задать свои животрепещущие вопросы.

День сменялся ночью. Ночь сменялась днем. Дни сплетались в недели, затем в месяцы. Отдых на юге пошел на пользу нашей красавице. Расцвела, вошла в тело. Любо-дорого посмотреть!

Разлились краски осени по двору. Затем постепенно пожухли и поржавели. То ли пальто не ее размера, то ли авитаминоз, только стала женская поступь тяжелее и медленнее. Тень с телефонной трубкой за окном часами металась по комнате. Или закутанная в платок женщина подолгу стояла у окна, наблюдая за гуляющей по двору птицей. Чувствуя к себе внимание, ворона присаживалась на балконные перила поближе к окну, но запах успокоительных капель из открытой форточки отбивал желание вести немой диалог. А вороне было что сказать распухшей от слез, располневшей женщине. И если бы она умела это делать, то рассказ ее был бы о небритом бригадире, время от времени появляющемся под ее окнами в ночное время.

Были случаи, когда в окне женский силуэт маячит, а под окном у стены огонек от сигареты бригадира. Исчезал огонек после того, как исчезала тень женщины в окне.