Делай что должно

Накануне забывший уже давешнюю ссору Хариз попытался было завалить на сеновале дворовую девку. Проделывал он подобное частенько, хотя и нерегулярно, и девка, в общем-то, не возражала. Особой красотой она не отличалась, напротив, была довольно толстой и уродливой, и каждодневная работа возле кожевенных чанов ее явно не красила. Однако на безрыбье и рак рыба, и Хариз, в недолгие периоды одиночества, случалось, пользовал служанку или ее товарок. Как было сказано, женщин в то время в Империи было в два раза больше, чем мужчин, так что девки радовались и этому. Однако на сей раз обычного перепихона не вышло. Противу чаяния, парень просто оказался ни на что не способным. Ссора с беременной подружкой мгновенно всплыла в его памяти, и он с воплем "Околдовала, окаянная!", на ходу натягивая портки, вылетел во двор.

После нескольких отцовских затрещин и долгой ругани в адрес дебила-сына, пострадавшего доставили в ближайшую лечебницу при храме. Тамошний лекарь, не нашел никаких следов сглаза - такими способностями Танна просто не обладала. Брезгливо пощупав придатки Хариза, он тщательно вымыл руки и посоветовал посадить недоросля на месяц-другой в келью, да чтобы ни одна баба даже близко не подходила. Тогда, мол, и леченья никакого не понадобится. Однако зашедший на рев и всхлипывания распорядитель храма посчитал иначе.

Дело в том, что распорядителем оказался брат Селим. За фиаско той достопамятной осенью его не только не повысили, как предполагалось ранее, но и вышибли из братьев в послушники. Сам Настоятель Себегус снизошел до выслушивания отчета и прилюдно пожаловал его автора идиотом и кретином. Впрочем, это было до того, как он услышал описание незнакомца. После этого Селиму - и не только ему - показалось, что Настоятель с трудом борется с искушением посадить дурака-подчиненного на кол. Но пронесло. Более того, сейчас, казалось, даже прошлые грехи были прощены. Селима снова произвели в братья и даже сделали распорядителем захудалого храма на окраине столицы. Не Пророк весть что, но как первая ступенька сгодится. Селим полагал, что сейчас он поумнел и больше не сделает тех, действительно идиотских, ошибок.

Беда в том, что он не забыл юной ведьмачки, из-за которой его прилюдно унизили и которая, как он полагал, и была виной всех его несчастий. Услышав знакомое имя, он насторожился словно собака при запахе вареного мяса. После описания же внешности мнимой виновницы мужского бессилия его сердце радостно затрепетало. Пророк всегда найдет способ наказать грешницу!

На то, чтобы собрать три десятка прихожан, брату Селиму потребовалось не более получаса. Короткий решительный марш, возглавляемый хоругвью с Колесованной Звездой, - и словно не было тех трех лет: разгромленный (жечь поопасались - в городе с огнем не шутят) дом, украдкой растаскиваемое нехитрое добро и связанная избитая ведьма, брошенная перед ним на колени. О да, это уже не та плаксивая девчонка! Взгляд исполнен ненависти - видно, что и она его не забыла, - а из разбитого носа течет струйка крови, не слезливых соплей. Тем слаще будет месть: сломать и убить сильного куда приятнее, чем просто раздавить слабого! Ах, если бы он имел право казнить своей властью! Но Судьи Храма ревностно охраняли свои прерогативы, и за несанкционированный костер можно было схлопотать по шапке. Учитывая прошлые грехи, это вполне могло кончиться пожизненным захолустным скитом где-нибудь в далеких северных болотах. Впрочем, какая разница, кто приговорит ведьму к казни! Костер от этого менее мучительным не станет. Так что, скрепя сердце, брат Селим отдал приказ тащить бесовку в темницу.

Ближайший Святой Трибунал намечался через три дня. Времена, когда ему приходилось собираться почти ежедневно, чтобы вразумить того или иного еретика или же колдуна, уже прошли. Теперь Судьи собирались лишь раз в неделю, да и то - если был повод. Впрочем, в тот же день по городу пополз слух, что поймали страшную черную ведьму, портившую мужчин и ночами сворачивающую шеи кошкам, так что повод появился. Кое-что из тех слухов дошло и до белошвейки Тамиры. Встревоженная, она сбегала к разоренной хибаре травника, постояла возле нее, держась за голову, потом опрометью бросилась по улице - заветный дом находился на другом конце города. Тилос говорил - только в случае самой крайней нужды. Только поздним вечером или ночью. И чтобы видело как можно меньше народу. Стоял солнечный полдень, по улицам шаталось довольно много людей, но костер - не крайний ли случай? Вопрос только в том, захочет ли он еще раз что-то сделать для брошенного котенка…

В ночь перед судом Настоятель Себегус имел очень странную беседу. Странность состояла в том, что разговаривал он не с человеком, и даже не с орком или троллем, а с черным, на вид железным, ящиком на столе в крохотной потайной комнатушке, примыкающей к его спальне.