Делия

– Ладно, – все же согласился Володя. – Договорились. Будем исходить из того, что дождя не будет. Если будет накрапывать – можно, в конце концов, взять зонт.

Как только мы попрощались, дождь усилился так, что даже два зонта – один у родителей, другой у нас с Настей – ни капли не помогли: до домика мы добежали промокшими насквозь.

После этого уже и не хотелось никуда выходить – только залезть под одеяло с книгой и чашкой чая (к счастью, у нас был электрический чайник). Но даже если бы мы горячо возжелали встретиться с нашими друзьями, ничего хорошего из этого не вышло бы: ливень обернулся каким-то совсем жутким катаклизмом. По крыше будто барабанил целый рокерский коллектив, а от ветра в окнах звенели стекла. Мама даже испугалась, как бы наш ветхий домишко не постигла участь домика Элли из «Волшебника Изумрудного города».

– Ну что ж, – произнесла Настя перед сном (лишь к этому времени стихия начала успокаиваться), – может, мы еще увидим их за завтраком.

– Да. Хорошо, что этот ураган начался не после того, как мы ушли с ними, – заметила я.

– Представляю, как волновались бы твои родители – мы и так вчера заставили их понервничать.

Я виновато подумала, что в прошлом году им отдыхалось куда лучше. Позаботившись о том, чтобы мне не было скучно, они принесли в жертву свой покой. И я грустно заключила, что, пожалуй, поездка с Настей была не такой уж хорошей идеей: даже я уже не в таком восторге от происходящего, как в первые дни.

На завтрак Дима с Володей не пришли – может, уже уехали. Телефонами мы так и не обменялись.

В следующий раз я побывала на этой турбазе несколько лет спустя… но это уже другая история.

***

Сентябрь начался для меня с плохой новости: Коля перешел в другую школу. Решив не дожидаться конца девятого класса, когда ему пришлось бы определяться с профилем, родители выбрали ему более подходящую школу со спортивным уклоном. Скорее всего, годом позже произошло бы то же самое, ведь ни в гуманитарном, ни в математическом, ни в медицинском и физическом классах, которые только должны были сформировать, Коле было явно не место. Но так рано… я оказалась не готова к разлуке.

Удар оказался даже больнее, чем можно было ожидать, учитывая, что мы и так не общались. Видимо, мое чувство к нему особенно обострялось осенью: я снова стала мечтать о Коле, он начал мне сниться, и мои грезы приобрели еще более горький оттенок, потому что теперь у меня не было надежды не то что на его любовь – даже на встречу с ним. Мысль о том, что мы уже, возможно, никогда не увидимся, не то что расстраивала, а как-то обезоруживала меня: я не понимала, что же в таком случае делать дальше – ведь его место в моем сердце не мог занять никто. То, что мне теперь тоже было что рассказать о прошедшем лете (историю с Димой можно с большой натяжкой назвать курортным романом), дела не меняло.

Иногда в голове мелькало: «А вот если бы ты все еще дружила с Линой, шанс бы был…». Я понятия не имела, восстановили ли они отношения, но помнила, что он уговаривал ее начать сначала, а в тот момент она была так разбита – из-за размолвки родителей, из-за Пашки и, думаю, из-за меня, – что в конце концов могла махнуть рукой и уступить. Почему бы не согреться у знакомого огня, если все вокруг превратилось в лед.

Мне не очень хотелось думать, что я бросила Лину в самый тяжелый момент, но, по сути, так оно и было. Если бы я поставила себе целью отомстить ей – за то, что она сделала в седьмом классе или за то, как нелестно высказывалась о моем стиле жизни, – я могла бы гордиться собой. Но это вышло непреднамеренно.

Иногда мне было любопытно, что происходит с ней теперь (и не только в связи с Колей) – хотелось знать, не помирились ли ее родители, забыла ли она Пашку, чем живет, кого считает лучшим другом. В таком возрасте все может меняться стремительно, особенно за лето. Но ответы на эти вопросы невозможно было получить, ограничиваясь вежливыми приветствиями в коридоре. Если бы я попробовала навести справки через Cоню и Лизу, это выглядело бы странно, и они обязательно передали бы наш разговор Лине. А Настя, похоже, от них отделилась и теперь ходила всюду с новой подругой, кудрявой одноклассницей – кажется, Катей. Когда я спросила ее о Лине, она пожала плечами и сказала, что они почти не разговаривают в последнее время.

После турбазы мы с Настей две недели вообще не созванивались (видимо, нам обеим надо было отдохнуть), а потом встретились только два раза, один из них – ради обмена фотографиями. Все было как-то вяло. Едва начавшаяся дружба прекратилась, и я не уверена, что она вообще это заметила: похоже, для нее все люди были взаимозаменяемы. И, наверное, Настя никогда не особенно не привязывалась ко мне. Она ведь даже не говорила мне о себе ничего такого, о чем не рассказала бы остальным. Единственную более или менее секретную информацию о Насте – насчет ее возраста – я получила когда-то от Лины. С самой Настей мы никогда это не обсуждали.