Дело Ансена

— Как вы это находите?

Тот рассеянно поглядел на отпечатки. Сел в постели, пригляделся внимательней.

— Что, по-твоему, нужно теперь сделать? — спросил он.

— Пока прибудут законные власти и можно будет арестовать старика, нужно принять меры к тому, чтобы он не скрылся.

— По-моему, он и не собирается скрываться.

— Вы так думаете? А я бы всё-таки за ним приглядел. Пастору удобней, чем кому-либо другому, оставаться около Хеккерта.

— Правильно придумано, — согласился Кручинин. — Иди и скажи это пастору… Расскажи ему все.

— Быть может, лучше бы вы сами?

— Чтобы сказал ему я сам?.. Ну что же… Пожалуй, ты и прав.

И тут, уже собравшись было идти, Кручинин вдруг остановился. Он подошёл к окну и, глядя на собиравшиеся в небе тучи, нахмурился. Не понимая причины этой внезапной нерешительности, Грачик молчал.

— Мне пришла на ум противная мысль, — проговорил Кручинин. — Из-за чего мы тут хлопочем?.. Действительно ли нас с тобою так волнует эта смерть и мы готовы, как бескорыстные охотники за правдой, искать её виновника только потому, что нас возмущает факт преступления? Не маячит ли где-то там глубоко в нашем с тобой сознании мыслишка: смерть шкипера, наступившая, возможно, от руки Ансена, приведшего нас сюда, — не имеет ли она какого-нибудь отношения к делу, ради которого мы сидим здесь?..

— Не понимаю вас, — удивился Грачик. — Не понимаю этих самых… мыслей?

— Конечно, тебе-то все ясно! — усмехнулся Кручинин. И, глядя Грачику в глаза, строго сказал: — А тебе никогда не приходила мысль о том, что, при всех разговорах о ценности человеческой жизни, именно её-то мы иной раз и ценим куда меньше, чем следует. Особенно теперь, быть может, под влиянием войны, мы меньше считаемся с утратами… Можно подумать, что мы забыли: ведь утрата человеческой жизни, в отличие от материальной ценности, как бы велика она ни была, невозместима!.. Невозместима! — повторил он как мог внушительно. — В наше острое время, как изволит говорить пастор, из-за остроты борьбы мы готовы драться за материальное, преследовать за его разрушение, убивать — да, даже убивать! — за причинённый ущерб. Но это же страшная нелепость: покушение на банку государственного варенья волнует нас едва ли не так же, как посягательство на жизнь человека.

— Да к чему вы?!

— К тому, что я пойду сейчас к пастору не потому, что брат поднял руку на брата, нет! Я пойду потому, что подозрительный кассир, в чьих руках, по-видимому, и зажата нить от интересующих нас фашистских тайников, убрал опасного для себя человека — шкипера… Я спрашиваю себя, а что бы я сделал, если бы не было этого тайного подозрения?.. Если бы просто брат убил брата — и только ?..

Грачик с удивлением смотрел на друга.

Когда Кручинин сказал пастору об ужасном открытии, тот казался настолько потрясённым, что долго не мог ничего произнести.

— Боже правый, — проговорил он наконец… — Господи, прости ему… — Он несколько мгновений стоял, уронив голову на грудь и молитвенно сложив руки. — Вы уверены в том, что здесь нет ошибки? — спросил он.

— Законы дактилоскопии неопровержимы, — ответил Кручинин. — Впрочем… мне кажется, что вам это хорошо известно…

— Да, да… Но иногда хочется, чтобы наука была не так беспощадна… Братоубийство! Разве это слово не заставляет вас содрогнуться?!

Рагна и Оле

После обеда приехал наконец фогт. Он совершил несложные формальности и ещё раз подтвердил Кручинину официальную просьбу властей помочь им разобраться в этом деле.

К удивлению Грачика, Кручинин ни словом не обмолвился о вероятной виновности старого кассира. Благодаря этому прежняя версия о виновности Оле приобретала уже официальный характер. Обнаруженный на месте преступления кастет и бегство проводника казались представителям власти достаточными уликами. Был дан приказ изготовить печатное объявление, о розыске преступника Оле Ансена; все жители призывались содействовать властям в задержании преступника.

В течение дня Грачик несколько раз перехватывал вопросительный взгляд пастора, устремлённый на Кручинина. Священник как будто тоже не понимал причины молчания Кручинина.

Перед ужином Кручинин собрался на прогулку. Было уже довольно темно. Друзья шли узкими уличками городка к его южной окраине. Кручинин подошёл к освещённому окну какой-то лавки и, развернув карту, стал её внимательно изучать. Он разогнул одну сторону листа и проследил по ней что-то до самого края. Ничего не объяснив Грачику, сунул карту обратно в карман и молча зашагал дальше. Так дошли они до последних домов, миновали их; светлая лента шоссе, уходившего на юго-запад, лежала впереди. Кручинин остановился и молча глядел на дорогу. Грачик подумал было, что его друг кого-нибудь ждёт. Но тот, постояв некоторое время, отошёл к обочине и сел на большой придорожный валун. Грачик последовал его примеру. Тьма сгустилась настолько, что уже трудно было различить лица даже на том коротком расстоянии, на каком они находились друг от друга.

Вспыхнула спичка, и зарделся огонёк папиросы.