Томин.
Тогда немножко посидим... (Прощупывающе.) У Пал Палыча из-за вас неприятности...Маслова
(раздражаясь). А у меня радости? Мне своих бед вот так хватает!С аллеи доносятся детские голоса, Маслова, встрепенувшись, смотрит туда.
Томин.
Они?Маслова
(отворачиваясь). Нет... Да вам-то что?Томин.
А зачем ребятам видеть, как их «уехавшую» мамочку уводит чужой сердитый дядя?Маслова
(вздрагивает). Вы меня заберете?Томин.
Практически уже забрал. А как прикажете поступать с человеком, который обманул следователя, нарушил подписку и скрылся?Маслова
(отчаянно). Ну, и пожалуйста! Сажайте! Гори все ярким пламенем!.. Может, оно и лучше.Томин.
Сочувствую, но виноваты сами. Вас освободили с условием, что вы будете жить дома, а не неизвестно где.Маслова.
Не могу я дома!Томин
(хмурясь). Ваши обстоятельства мне, в общем, известны, но с юридической точки зрения они ничего не меняют. Две копейки вы могли найти? Могли набрать телефон и сообщить, где находитесь? Ведь понимали, что обязаны это сделать?Маслова.
Понимала — не понимала, какая теперь разница... На поверку моя свобода и двух копеек не стоила, лучше бы я ее не видала вовсе!..Томин.
Очень славные ребята... Мальчику лет пять?Маслова
(с болью). Пять с половиной. А дочке — восемь.Томин.
Это я знаю. Второй «Д», классная руководительница Старикова...Маслова
(всхлипнув). Сколько им будет, когда я выйду?Маслова.
Каково им придется — во дворе, в школе, — когда все узнают... Вырастут без меня, станут чужие, стыдиться будут...Маслова.
Может, пришла бы обратно в тюрьму проситься... А скорее, села бы в самолет и к морю...Томин.
Кстати, на какие деньги?Маслова.
Одной знакомой в долг давала, теперь пригодились. Недели на три могло хватить. Последний раз на солнышке погреться... А там заплыть подальше и...Томин
(еще более сердито). Противно слушать! И обидно за Пал Палыча, который с вами нянчился, хлопотал и даже сейчас защищает. Верит, что вы сами явитесь на Петровку и вообще...Маслова.
Правда?.. (Порывисто оборачивается к нему, лицо ее на миг светлеет.) Конечно, по совести надо было прийти самой, я понимаю. Со мной так по-человечески, поверили... Да что теперь!Томин.
Да-а, как говорил один мой клиент: хорошая мысля приходит опосля... Сядьте. Дайте кое-что прикинуть. (Ходит по беседке, останавливается.) Ну как вы могли сделать эту глупость?! И себя подвели и других!Маслова
(страстно). А если рушится все последнее?.. Чувствуешь, что самый близкий человек тебя презирает!.. Да я голову потеряла!.. (Теперь, когда она видит, что судьба ее Томину не безразлична, становится откровеннее.) Пока сидишь, по-настоящему не понимаешь. А тут я один раз по двору прошла и уже натерпелась! Кто таращится во все глаза, кто отворачивается, даже не знаешь, здороваться с соседями или нет... У нас в нижней квартире семья — пятеро детей, отец шофер, мать не работает, живут, конечно не ахти. Я, бывало, так к ним свысока... А теперь гляжу — она шестого везет в старенькой коляске... Позавидовала прямо до слез! Честная, свободная, муж любит... У меня ведь все было — и все я потеряла!.. Так вот подумаешь: что я билась, кому копила? Ничего теперь не нужно!..Томин.
Ладно! Готов пожертвовать своими лаврами.Маслова смотрит вопросительно.
Томин.
Идите к Знаменскому сами. Так будет лучше.Маслова
(со слабой улыбкой). Спасибо...Томин.
Благодарить не стоит: при всем моем сочувствии я больше пекусь о нем, чем о вас.Маслова.
Понимаю...Томин.
Только тогда так: мы с вами не знакомы, не встречались и не разговаривали. Ясно?Маслова.
Кажется, да.Томин.
Вот и отлично! Но проводить я вас провожу — для верности.Сцена четырнадцатая