Читаем Дело Фунтикова полностью

Митин Василий Иванович

Дело Фунтикова

Митин Василий Иванович

ДЕЛО ФУНТИКОВА

РАССКАЗ

В книге собраны повести и рассказы рязанского прозаика Вас. Митина, написанные на автобиографическом материале, рассказывающие о жизни крестьянства в первые годы Советской власти о нелегкой работе чекистов в период становления Советского Социалистического государства и в годы Великой Отечественной войны.

С работы Иван пришел в первом часу ночи, выпил стакан чаю с куском черного хлеба и - спать. Уснул сразу и спал крепко.

- Ваня, проснись! Горит что-то. - Маша соскочила с кровати и расталкивала мужа, а потом кинулась к детям.

Иван с трудом очнулся. Дым ел глаза. Бросился к наружной двери, открыл ее и сразу захлопнул: в коридоре бушевало пламя.

Жена тормошила детей, со сна они куксились, капризничали.

Иван распахнул окно - в комнату на минуту хлынул чистый воздух.

- Маша, прыгай в окно, ребят я тебе подам, принимай!

Володя сам выпрыгнул, отец передал Наташку жене, схватил свой китель, в карманах которого был партийный билет и служебное удостоверение, брюки, сапоги, планшетку и выбросил на улицу. Сам выпрыгнул, когда комната уже занималась огнем.

Все годами нажитое, необходимое для жизни скромное имущество сгорело.

Маша стойко перенесла испытание, не голосила, не металась, а отвела Володю и Наташу подальше от пожара и, прижимая их к себе, даже как-то стыдливо радовалась: "Мои спасены!" Ведь семья Огарковых со второго этажа целиком погибла в огне. Хорошо, что они, Киреевы, жили на первом этаже. Со второгомаленьких, закутанных в одеяла, шубы, другие мягкие вещи выбрасывали на улицу. Взрослые и подростки прыгали в окна. Кто-то вьпзихнул ногу, кто-то получил ушибы и ожоги...

Дом сгорел в одночасье. Пожар возник в летнюю жаркую пору около четырех часов утра, когда все жильцы спали. На улице полное безлюдье. Дом деревянный, двухэтажный, восьмиквартирный, с двумя подъездами, и ни один из них на ночь не запирался.

Загорелось сразу в обоих подъездах, и выбраться из дому можно было только через окна.

Поджог! Дерзкий диверсионный, террористический акт могли совершить только самые лютые враги.

Весь немногочисленный оперативный состав был брошен на поиски поджигателей. Допрошены десятки свидетелей, тщательно рассмотрены все материалы, хранящиеся в железных ящиках, высказано немало предположений одно другого хитроумнее, но ничто не помогло найти преступников.

Только один свидетель из соседнего дома показал, что рано утром, незадолго до пожара, выйдя по нужде, он видел человека в ватнике, который шел по улице со щепками под мышкой, но ничего запоминающегося не приметил.

Любое нераскрытое преступление лежит на совести следователя, хотя бы он и не сделал никакого промаха в ходе расследования, а это нераскрытое преступление лежало на совести всего чекистского коллектива.

Время было трудное, особенно на Севере. Страна очищалась от всего, что мешало строительству новой жизни. Сюда, на Север, на трудовое перевоспитание высылались люди озлобленные, недовольные или сбитые с толку ярыми противниками советского строя, нарушившие революционную законность. И воры, и бандиты, и спекулянты - уголовники всех мастей были вынуждены осваивать суровый Север.

Не смирились раскулаченные переселенцы, и не покинула их надежда на возвращение к своим богатым дворам. Не примирились нэпманы, частные предпоиниматели с потерей своих барышей и жили сладкой надеждой на возврат к старому, капиталистическому строю.

Местное население, закаленное в боях с белогвардеищиной в годы гражданской войны на Севере, было беспредельно предано Советам и партии большевиков, но и среди местных находились враги из бывших офицеров и кулаков.

В такой обстановке хватало работы, спать некогда, а жилось тяжеловато. Киреев на себя получал красноармейский паек, семья довольствовалась тем, что полагалось неработающим горожанам: по карточкам хлеба в обрез, да иногда еще немного чего-нибудь вроде пшена и постного масла. Семью поддерживал красноармейский паек. Перебивались. Всем было трудно.

- Товарищ Киреев, в приемную пришел какой-то человек и хочет о чем-то рассказать. Примите его, поговорите, а потом доложите! - приказал по телефону начальник оперативного сектора Виктор Иванович Волков.

Посетителю было лет под сорок. Тщательно выбритый, одетый в поношенный костюм хорошего покроя, он сдержанно поклонился и представился:

- Игорь Владимирович Сизов, отбывающий ссылку в вашем городе.

- Садитесь, Игорь Владимирович, и рассказывайте, что привело вас сюда?

Присаживаясь к столу, на противоположной стороне которого расположился Киреев, посетитель попросил позволения закурить, неторопливо достал массивный портсигар и протянул его Кирееву со словами:

- Закуривайте, гражданин уполномоченный!

Уполномоченный как-то неуверенно взял папиросу:

не хотел одалживаться у ссыльного и отказаться неудобно.

- Я слушаю вас.

- В этом так называемом городе я, как уже изволили слышать, не по пристрастию к миграции, а по статье пятьдесят восьмой, пункт десятый. Язык мой - враг мой. На три года выслан из первопрестольной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее