Дело командора

Вспыхивает сигнал «разрешите войти». Павел Петрович машинально нажимает кнопку телеэкрана и видит гиганта.

«Не ко времени», — думает Павел Петрович, но приглашает войти.

— Здравствуйте, — говорит Петр.

— Здравствуй, — отвечает Павел Петрович. — Вот собираюсь в Совет по делу Кантова…

Он готовится сказать, что оно уже закончено, что командор виновен, но неожиданно Петр перебивает его:

— И я к вам по тому же делу.

«Даже если он выяснил что-то новое, очень важное, сигом не имеет права перебивать меня. Он нарушает правила поведения для сигомов. Но почему?»

— Возбудитель асфиксии-Т — мутировавший стафилококк.

«Несколько деловых слов, сказанных нарочито небрежно… Что понадобилось Петру, чтобы добыть их? Этого он все равно не скажет». И Павел Петрович невольно произносит то, что можно уже не говорить и что звучит просто, как вздох облегчения:

— Значит, он не виновен.

Петр словно не замечает его слов, словно не понимает, что они — признание: «Раньше я пришел к иному выводу».

— Уже известно и радикальное средство против асфиксии-Т.

Лицо жены, искаженное страданием… «Радикальное средство… Если бы пять дней тому назад… Пять дней — целая вечность…» Петр продолжает:

— Доложите о своих выводах Совету. Я там буду завтра.

«Вот почему он перебил меня. Все получается так, как будто он сообщил мне лишь факт, а вывод о невиновности сделал я. Впрочем, если бы этот факт был мне известен, то… Но что лежит в основе его поступка? Почему он отказывается от славы, от благодарности человека, который обидел его недоверием? Узнаю ли я это когда-нибудь?»

10

— Спасибо. — Кантов пожимает руку Павлу Петровичу, думает: «Хорошо, что это сделал для меня человек и ему можно пожать руку. Я правильно поступил тогда… Может быть, мыслительные возможности гиганта больше наших, а логика точнее, но в своих делах мы разберемся сами…»

Он стоит перед следователем прямой и негибкий, как параграф Устава.

Напрасно Павел Петрович ожидает, что его лицо смягчится, потеплеет, — оно спокойно, неулыбчиво, будто наглухо застегнуто на «молнии», как куртка. И Павел Петрович понимает, что Кантов уже никогда не станет таким, как геолог Истоцкий, как доктор, — в этом не его вина. И нельзя ни ласково опустить руку на его плечо, ни сказать сочувственные слова — это будет неуместным.

Командор стал таким потому, что кто-то должен был стать таким. Чтобы экипаж ракеты выполнил задание и вернулся.

— Рад, что все так кончилось, — говорит Павел Петрович и добавляет обычную формулу юриста своего времени: — Извините за подозрение.